— Сделай так же… если хочешь. Оно поддержит тебя. Всякое желание. Я же говорил.
Людомар подумал о том, что неплохо было бы присесть. Он сделал робкий жест и к своему удивлению ощутил как воздух под ним стал сгущаться.
— Ляг отдохни. — Беллер сел в воздухе. — Я люблю проводить здесь время. Много времени. Оно здесь не существует. Здесь его бесконечное множество.
Людомар с опаской сел, а потом и прилег.
— Я давно ждал тебя. Только когда увидел, понял, что ожидаю тебя. — Старик закряхтел: — Эти старые брехуны наскребли на таблицах такое, что трудно разобрать даже мне. Но они писали о тебе. Песчинка, уравновесящая подобное подобным, кажется так там написано. Память. Моя память уже не та. Но и написали они не мало. Всего нельзя упомнить… да и не нужно.
— Зачем ты наслал на нас хищных рыб?
— Грезров? Они всегда выполняют свою работу. За это я и кормлю их. — Старик откинулся назад и сел словно в кресле. — Никому не должно быть известно устройство замка. Как только это станет известно, не останется даже этой цитадели. Все покроется мраком. Боорбрезд умрет, но воссияет. Не сегодня, не завтра, еще не скоро, но грядущее не изменить.
— Ты сам отвел нас туда.
— Мне нужен был ты. Один бы ты туда не пошел. Сам бы остался с ними да и они бы тебя не пустили.
— Они погибли из-за меня?
— Да. Но… ты не должен винить себя. Их путь пуст. Они из тех, чья жизнь или смерть ничего не значат для Владыки.
— Но Боорбог, как я слышал, запрещает…
— Боорбог мертв. Он сдох, когда твоя нога ступила в Немую лощину. Я видел его судороги, я слышал его предсмертный вопль, я видел его тлен!
Людомар не знал, что сказать на это. Крик старика был настолько неожиданным, что оглушил Сына Прыгуна.
Старик еще некоторое время фыркал.
— Есть некоторые, те, которые не могут примириться с тленом и возрождением; есть те, которые не видят этого; есть те, которые предпочитают не замечать, а есть и такие, которые готовятся к нему. Я их таких. Но чтобы стать мной тебе придется примириться с тем, что там… за этими стенами прежний мир уже рухнул. Его больше нет и никогда не будет. — Старик поднялся на ноги и плавно подлетел к людомару. Тот невольно отстранился.
— Когда ты выйдешь отсюда — не будет во всем мире более одинокого и отверженного существа, чем ты. И ты возрадуешься, когда подумаешь, что мог бы умереть там, вместе с этим холкунами. — Лицо старика исказила презрительная гримаса. — Вот, что меняет нас. Когда перейдешь этот горький ручей, когда опалит он тебя своими гремучими водами, тогда глаза твои откроются и расцветут по-новому. Все новое увидишь ты. Все другое!
