И никуда от этого не деться. Да… А Лиза? Ну, Лизу я, конечно, тоже люблю. Вот дела… Да, поплыл я совсем, мозги набекрень. Получается, что я их обеих люблю. Где-то я читал, однако, что и так бывает. Бывает, что мужчина сразу двух женщин любит. Я с Лизой чуть ли не сто лет живу. Считай, всю сознательную жизнь. Уже и представить невозможно, что когда-то жил без неё. Или буду без неё жить. В общем, она мне, как мама. А Таня– совсем другое дело… – Он почесал затылок. Остановился. Вздохнул, покрутил головой. – Да, наворотил ты, парень! Лиза – мама? Ну, ты даёшь! Оправдания ищешь? Найдёшь… Найдёшь, не волнуйся. Если Лизу в мамаши себе записал, всему оправдание найдёшь! А лучше скажи себе правду: влюбился в молоденькое тело – и все дела! Ох, Сидоров, и козёл же ты! – Он брёл по берегу. В голове всё вертелось: – Козёл. Старый козёл. – Снова сел. – Почему козёл? – Представил себе Таню. Как живая, она стояла перед ним. Улыбалась. Он покачал головой. – Нет, не тело молодое я полюбил. Я всю её полюбил. И тело, и душу. – Одёрнул себя. – Хватит страдать! Полюбил и точка! С этим надо жить. А что двоих – потом разберёмся!».
Мысли его медленно возвращались к предстоящей встрече с Лизой. «Кстати, – подумал он. – А с чего это я так боюсь разговора с Лизой? Позавчера она сама (сама!) уговорила меня остаться на даче. Ей и в голову не могло прийти, что у нас с Танюхой что-то может быть! Так что нечего дёргаться. Тем более что поеду я сразу на работу, с Лизой мы увидимся только вечером, и она тут же начнёт рассказывать, как почти два дня прожила без меня. А насчёт дачи даже и не спросит. Ну разве что поинтересуется, как Таня меня кормила. Так что об этом нечего переживать. Ха… Как Таня кормила… Боже мой!… Как она меня кормила!!! Такую кормёжку бы каждый день! Здоровья бы хватило… – Нахлынули воспоминания. Снова подумалось, как тогда ночью: – Молодая-молодая Танюшка, а в постели мне по части опыта фору даст. Бывалая… Вот она – современная молодёжь». Но он её не осуждал. Он принимал её такую, какой она была. И любил такую. В том числе и за то, что она в постели всё знала, всё умела и всего хотела. «Вот извращенец, – подумал про себя, – люблю девушку за то, что я у неё не первый. С другой стороны – чему ж удивляться, мы с Лизой чуть ли не тридцать лет прожили, а в постели, если изменяли миссионерской позе, то на следующий день мучились, стеснялись в глаза друг другу смотреть: извращенцами себя считали… Да… время было такое. Воспитание… Такое вот воспитание. Секса же в стране не было. А у Таньки вот другое воспитание. Потому всё и умеет. И меня радует. Но я ведь не за секс её люблю. Я вообще только вчера ночью узнал, что она не девочка. За что я её люблю, не знаю. Люблю и всё. За всё. За то, что она есть! А вообще, она не такая, как мы. И, что ещё удивительно, как трезво рассуждает! Я-то сразу: поехали-уехали. А она? Стоп, говорит, а Лиза? Сразу дала мне под штангу! Я ведь и правда без Лизы жизни не представляю. Да если трезво подумать, и Тане надо жизнь устраивать. Замуж выходить за молодого, умного и здорового. А не за старого козла, как я. Видимо, в современной жизни эти два фактора: любовь и замужество существуют самостоятельно, и не зависят друг от друга. Хорошо, конечно, когда они совпадают. А на нет и суда нет… – Он встал, прошёлся вдоль берега, отломил ивовый прутик, поболтал им в воде, нарисовал каких-то чёртиков на песке, подумал: – Куда-то меня занесло. Моралист хренов. Если дальше так рассуждать, то надо срочно Лизе всё рассказать, а от Тани отказаться. – Он оглянулся. – Да, далеко забрёл. И в голову ерунда разная лезет. Так и отказался я от Тани. Фиг вам! Никогда! Надо же! Оказывается, прогулки на свежем воздухе не всегда мозги проветривают. Они их ещё и пудрят! Не дамся»!
