Может быть, расскажут скульптуры?
Но их язык необычен. Куда я попал? Это работы ваятеля или детали самолетов в мастерской, двигатели, поднятые на опоры — для ремонта, для проверки? Резец тут ни к чему, инструменты Тадзири — гаечный ключ, напильник, пила-ножовка…
Иной критик, не дав себе труда подумать, обвинит Тадзири в формализме, в бессмысленном штукарстве. Не будем спешить с приговором. Среди странных конструкций действительно есть непонятные, — я не сразу сообразил, что передо мной эскизы для большой фигуры в центре зала. Она не может не приковать внимание. Стальное дуло направлено прямо на меня. Человек или механизм? Шлем, пилотские очки, подобие открытой кабины истребителя, две вонзившиеся в землю ноги-ходули составляют единое целое. Некое античеловеческое существо, излучающее ненависть полированной своей поверхностью, ненависть ко всему живому…
Тадзири решительно отбросил всякую красивость. Убийца, захватчик не должен тешить зрение, он чужд всему прекрасному! Тадзири назвал свою работу коротко и ясно: «Сделано в США».
Он тут же, среди зрителей, — мускулистый, быстрый японец в массивных роговых очках. Острый, дерзкий взгляд. Я собирался заговорить с ним, но меня опередил увешанный фотоаппаратами репортер.
— Я против узаконенного разбоя, именуемого войной, — говорит Тадзири по-английски. — В руках милитаристов никогда не было такой техники, как сейчас.
— Ваше мнение о событиях во Вьетнаме?
— Вот оно.
Скульптор показывает на фигуру с пулеметом. Нужны ли слова? Смерть, которая свирепствует во Вьетнаме, имеет тот же адрес, она — с маркой США.
Репортер записывает. Его газета вряд ли откажется поместить интервью. Правда, многие господа в акционерных компаниях, банках, одобряют преступления во Вьетнаме. Но чаще всего про себя, втихомолку. Как-никак, здесь Европа — не дикий Техас. И газета, даже архибуржуазная, стесняется восхвалять агрессора — боится потерять подписчиков.
Что еще интересует репортера? Разумеется, личная жизнь скульптора. Он ведь приобрел популярность. Тадзири отвечает односложно, нехотя. Да, по-прежнему живет в деревне, недалеко от Роттердама. Да, женат на голландке.
Издавна поселился в Голландии японец сказочный, рисованный синей краской — на делфтском фаянсе. Потом появились на причалах живые японцы. Но такого удивительного японца — скульптора с гаечным ключом, яростного, непримиримого — не видел Роттердам. А ведь он многое видел…
