Ясно, нес полную дурни́ну. Обида кипела во мне пополам с справедливостью.
Первый появился Рувим.
– Не ори! Хлопец спит. Сбегай в аптеку, список щас напишу. Если что не достанешь – сгоняй в больницу. Нину спросишь, она даст. Скажи, Рувим сильно просил. И пускай вечером с работы сюда идет.
Дора выплыла следом, немножко притухла, но боевитая.
– Дора Соломоновна, а шо ж вы самозванца Мариком зовете? Вы ж мне всю душу порвали – “не Марик, не Марик”…
Я подальше отставил пустой стакан, а сильно вытянутой рукой крутил в нем ложечкой – с принципа. Для наглядности.
Уверенность во мне росла постепенно, но крепко:
– Вы Рувимчику сказали, шо тот лежащий сучий потрох на моей постели – не Марик, а незнамо кто? А то я не успел предупредить.
Дора молчала.
Либин не мог вытолкнуть из себя ничего, кроме выдоха чуть наружу и потом сильно внутрь. Но не удивление его толкнуло. Он смотрел на меня с ненавистью зверя.
Дора сказала притворно спокойно:
– То являлось моей грубой ошибкой. Я присмотрелась – у хлопчика волосики, когда отмылись, обнаружились рыжеватые. И я узнала. Это есть Марик. Окончательно точно.
Рувим развернулся к Доре всем телом, отгородил ее от меня:
– Дора, не тратьте себя перед ним! Лазарь сам не думает, что его язык треплет. Про хлопца я все знаю. Ну, не все, если честно. Но основное – он не сын Шкловскому. Знаю с самого начала – наполовину от самого Переца, наполовину случаем. Не придумывайте себе лишнего. Присаживайтесь, Дора. А ты, гад, если слово гавкнешь, получишь щелбан аж до самих мозгов. Не все ж они салом даровым заросли…
Ложечка выпала из моей ослабнувшей от неожиданности руки. Во-первых, грубость Рувиму никогда не была присуща. Во-вторых, с какого чертяки меня в моем доме понукают и устраивают посторонний мне лазарет? Не нужны мне ихние тайны, и Марик – ни настоящий, ни подделочный – не нужный!
– Все ясно! Ну и сидите тут, целуйтесь с подкидышем своим вонючим! А у меня срочные дела. По комсомольской части, между прочим. Аптеки ваши оббега́ть некогда. Покушайте, конечно. Даю вам время до семи часов вечера. И чтоб тут никого из вас не находилось. Вот!
Выскочил на двор с гордо поднятой головой, бушлат на ходу напялил. С непокрытыми волосами решительно хлопнул калиткой им на добрую память. Пускай запомнят меня с канонадой. Больше ж не увидимся.
Пошел в школу. Там меня уже ждали. Сидела Розка во всей своей красе и рассуждала с директрисой Василиной Степановной про воспитание. Даже пальто свое не стянула, расстегнула и полы красиво завернула вокруг ног.
