Конечно, я не сошла с ума и не зачахла — женщины весьма живучи, так уж природой устроено. Я решила следовать твоим ожиданиям и окружить тебя заботой и любовью, предвосхищать все твои желания. Я забила холодильник продуктами и наготовила полуфабрикатов, чтобы можно было быстро приготовить котлеты, голубцы, тефтели и прочее. Я изощрялась в изготовлении каких-то экзотических блюд, но тебе по вкусу была простая домашняя кухня.
Поле моей деятельности ограничивалось тем, что ты не пускал меня в свою творческую жизнь и даже не перевозил свои вещи. Я все ждала, когда это произойдет, но не выдержала и спросила:
— Когда же ты переедешь ко мне?
Ты не сразу понял, о чем идет речь. А потом объяснил:
— Да нет, зачем? Мне удобней, когда все в студии под рукой. Вот квартиру купим, там и обоснуемся.
Бывало, ты не приходил ночевать, и тогда я сидела полночи и пялилась в окно, как пушкинская царица. Я не смела спрашивать, почему ты не звонишь и не предупреждаешь. Я никогда не знала, придешь ты или нет. Сама звонить из какого-то наития или упрямства я по-прежнему не хотела. Своих дел у меня теперь не было, и такое положение вещей изматывало ужасно.
Однажды я все же спросила:
— Коля, я ушла с работы, а что же мне делать, чем заниматься?
— Чем занимаются женщины, которые сидят дома? Семьей, хозяйством, мужем, — ответил ты, отрываясь от книги, которую читал перед сном.
— У них есть дети… — заикнулась было я, но тотчас пожалела. Твой взгляд обрел жесткость.
— Хельга, давай не будем больше возвращаться к этой теме. Все решено ведь. Займись собой, если не хочешь мной заниматься.
Я умолкла.
Я все больше молчала. Если случалось тебе прийти немного пораньше, поужинав, ты забирался в кресло и, вооружившись очками, утыкался в книгу. Я понимала, что ты устал, что все свое обаяние и живость ты тратишь на работе, в студии, с коллективом, с прессой, с нужными людьми. Ты готовил большой тур по стране, а это требовало неимоверных затрат — и физических, и душевных. Понятно, почему ты не мог ни говорить, ни смеяться. Я видела, как ты уставал, хотя и не признавался в этом.
Заниматься собой мне было неинтересно. Конечно, сходить на массаж, в салон красоты, в солярий бывает нужно, но посвятить этому жизнь? Нет, это не для меня. И мне жаль было денег, которые ты зарабатывал с таким трудом. Тогда я попробовала писать. Начала эти записки от тоски, от невозможности молчать, от одиночества.
Так получилось, что все немногочисленные связи мои я вынуждена была прервать. Даже с Гошкой. Гошка не появлялся целый месяц после нашего последнего разговора. Впрочем, это хорошо, мне совсем не до него было. Если честно, я совершенно про него забыла. И вот однажды вечером он явился без предупреждения. Я сильно дернулась на звонок двери. Тебе еще было рано, да и не звонишь ты, а открываешь дверь ключом. От таких звонков обычно ничего хорошего не ждешь: либо соседи с поборами, либо разносчики рекламы, либо участковый милиционер. Я заглянула в глазок и ахнула: за дверью стоял Гошка. Я открыла, что было делать. Он вошел в прихожую и повел носом (у меня запекалась свинина с чесноком).
