Однажды Марина с присущей ей настойчивостью вытянула меня на премьеру фильма в Дом кино. Фильм так себе, но режиссер настолько увлекательно рассказывал о съемках, горячо расхваливал всю съемочную группу, что я поневоле прониклась симпатией к ним. Смотрела снисходительно, даже смеялась. Это была комедия из жизни милого провинциального городка. На экраны фильм так и не вышел, но через год его показали по телевизору.
Пока мы слушали режиссера и смотрели картину, Марина периодически странно поглядывала на меня. После показа намечался банкет, но мы приглашены не были, поэтому отправились по обычаю в кафе на Тверскую. Было холодно, я мерзла под своей легкой шубкой, спешила поскорее оказаться в тепле. Мы вошли в ближайшее кафе. Марина, как всегда, заказала черный кофе с пирожными, а я вместо зеленого чая — бокал шампанского. Моя спутница вновь странно посмотрела на меня.
— У вас что-то случилось? — спросила она своим низким, грудным голосом.
— Нет, — беспечно пожала я плечами. — Почему вы спрашиваете?
— Вы простите, но я не могу не сказать: вы плохо выглядите.
— Да? — испугалась я. — Почему? Вернее, что именно плохо?
Марина сделала неопределенный жест.
— Так сразу не скажешь. У вас нездоровый вид, будто после больницы. Я потому и спрашиваю. Вы не больны?
Тут передо мной поставили фужер с шампанским, и я схватилась за него с жадностью.
— Нет, — ответила, когда выпила все до дна. — Не больна.
Марина с удивлением наблюдала за мной.
— Может быть, вы перенесли какое-то потрясение? Николай вам звонит? У него все в порядке?
Я кивнула утвердительно и снова подозвала официанта, чтобы заказать еще шампанского.
— Вы много пьете, — сделала замечание Марина.
Но мне было уже все равно. Какого фига (прости меня) она суется со своими замечаниями? И вдруг меня осенило: это ее письма ты хранишь в ящике стола! Сейчас я ее разоблачу! Спросила как бы между прочим:
— Вы были в студии первого января, когда группа отмечала Новый год?
— Нет, — в недоумении ответила Марина.
Прикидывается, подумала я. И спросила в лоб:
— Скажите, вы когда-нибудь ему писали?
— Кому? — еще более удивленно спросила Марина.
— Коле. — Какая же она недогадливая!
— Нет, — ответила обескураженная Марина.
Я чувствовала себя Эркюлем Пуаро. Достав из сумки ручку и записную книжку, сунула скрипачке:
— Напишите что-нибудь! — Я хорошо помнила почерк, которым было написано письмо.
Надо отдать должное Марине — она не воспротивилась следственному эксперименту и написала: «Вам не следует придавать этому такое значение!» И добавила вслух:
