— Спокойно, Борисыч. То ли еще бывает.
«Сура» приближалась. Зашел пароход под ветер, развернулся, нацелился тупым носом. Смотрел Зорин на «Суру» и не чувствовал уже холода. Понимал, чем рискует капитан «Суры». Поднимет на волне пароход, бросит на «Ладогу». Увеличится вдвое катастрофа. И шлюпки не спустишь в этой чертовой свистопляске!
Расставили людей. Постарше — на спардечную палубу, цепляться за трапы. Помоложе, покрепче — на шлюпочную. Пусть с борта на борт прыгают. Как только коснутся борта, так и прыгать!
Третий штурман Монич забрался на сигнальный мостик. Надвинул глубоко фуражку, прижал к груди портфель с документами. Согнулся, присел, как спринтер. Весь — напряжение и решимость. Хотел крикнуть ему старпом, чтобы спустился, но раздумал: молодой, сильный, прыгнет с мостика.
Голос капитана в мегафон:
— Внимание! Готовьсь!
Вниз к подошве волны ухнула «Ладога». А сверху на гребне нависла «Сура». Нос и середина на гребне, корма в воздухе. Слились в диск лопасти винта, брызги мечут. И кажется, что падает на голову пароход. Берет верх инстинкт самосохранения: пятятся боцман и старпом к рубке. Прикроет, может быть. Скрежет металла услышали. И дико вскрикнул кто-то. Совсем рядом ржавый борт «Суры». Ракушки, зеленая борода водорослей. Штормтрапы льдом покрылись, звенят. Люди к балясинам кинулись. Подсаживают. Плотник Саша Васильев по одной стренди, как на тренировке, взлетел. Тень над головой мелькнула. Подумал старпом: «Третий прыгнул. Молодец!»
Опять скрежет. Пронесся вперед ржавый борт. На гребень подняло «Суру». Бешеный диск оголенного винта под задранной кормой. Жарко старпому Зорину. Расстегнул стеганку, лоб ветру подставил. Проверить, сколько на палубе людей осталось. На главной палубе вместо трапа ледяной желоб. На боку съехал. Встреча стальных бортов — не нежный поцелуй: загнуло внутрь фальшборт у надстройки, глыбы льда в пыль раздавило. Сверкает металл, как наждаком чищен. Сгрудились люди у загнутого планшира, делают что-то.
Спешит старпом. Скользит, ушибается. Осколки льда — как скалы острые. Плещется вода по палубе, почему-то с розовой пеной. У загнутого фальшборта лежал матрос Костя Бронов. Самый молодой, салажонок. Он не стонал, а только шевелил губами. Широко раскрыл белые глаза. Без шапки. Расплывалось под головой красное пятно. Вспыхнул злостью старпом Зорин. Растерялись, растяпы! Крикнул сорванным голосом:
— Что столпились? Подымите его!
Угрюмо глянул боцман Танцура. Отвернулся.
