– Без тебя?
– Зато с чистого листа. И гораздо лучше. Я тебе дерьмо не подарю, поверь.
– Дурак ты, Генри! – сержусь. – И говоришь ерунду. Тьфу на тебя еще раз.
– Всего уж заплевала. Верблюд.
– Да, я такая. Спинку потрешь?
– Обязательно. Где там наш любимый железный скребочек?
– У Петросяна! Ну, достал уже, Дим…
– Все-все, молчу. Вставай и поворачивайся. Можешь чуть наклониться и закрыть глазки.
– И это у меня нет выключателя?!
– У меня тоже есть, я ж не спорю. Хочешь, покажу?
– Потом покажешь.
– Потом – уже за деньги, Ксенечка.
Встаю в полный рост и швыряю в Генри мочалкой.
– Как ты мне надоел, паразит… Делай уже из меня королеву, как обещал. А то одни слова…
– Эх, как же вы мне надоели, бабы.. Все хотят быть королевами, а Генри-то один. Рук не хватает…
И хохочет в голос.
Обнимаю его мокрыми руками и целую в щеку.
– Ненавижу…
– Любишь, врушка.
– Немножко совсем. Не обольщайся.
– Верю. Я тебя вообще терплю только потому, что ты умеешь борщ варить вкусный.
Прищуриваюсь хитро и затаскиваю Димку к себе в ванную. Прямо в одежде.
А он и не сопротивляется…
В пятницу вечером я собиралась к Генри в гости.
Мы встречались уже полгода, но домой я к нему заходила очень редко. И никогда не оставалась на ночь. Не знаю почему, но мне там было не по себе. Мне не нравилась Димкина чистая, уютная двушка, не нравился подъезд, не нравился лифт… Ничего мне не нравилось.
– Что тебя так плющит? – как-то поинтересовался Генри, когда я заскочила к нему домой после работы, чтобы занести лекарства от простуды.
– Не знаю. Мне тут душно. И как-то не по себе… До вас тут кто жил?
– Никто. Мой папа эту квартиру получил, когда дом только построили. И пожить в ней не успел…
– Почему?
– Умер.
– Прости…
– Ничего. Он под Новый год умер. Тридцатого декабря. Я маленький был, почти ничего не помню уже… Мама бегала по соседям, плакала… В общем, тут он и умер.
– Тогда понятно…
– А ты что, прям чувствуешь, если в квартире что-то не так?
Я посмотрела Диме прямо в лицо и ответила вопросом на вопрос:
– А ты – нет?
Он поднялся с кресла, вышел на кухню, и я услышала, как он щелкнул зажигалкой. Я посидела с минуту и пошла к нему. Генри стоял у окна, свет не горел. Я подошла сзади, прислонилась лбом к его плечу:
– Я что-то не то ляпнула, да? Он выпустил струйку дыма.
– Нет. Просто я тоже ненавижу эту квартиру. Тут отец умер. А потом еще Джерри. Моя собака. Дог. Мама после смерти отца только один раз попыталась вновь создать семью. Жил тут у нас мужик один…. Военный. Ничего был. Хороший. Только недолго они с матерью прожили. Что там, да как – не знаю. Но ушел он. А мне собаку подарил. Джерри у нас девять лет жила. Умерла, когда мне семнадцать было. Впервые плакал навзрыд… В общем, права ты. Нехорошая квартира.
