"Мы решили ряд труднейших задач. Мы взяли власть. Мы повернули середняка на путь социализма. Самое важное с точки зрения строительства мы уже сделали. Нам осталось немного: изучить технику и овладеть наукой".
Обратите внимание на последовательность. Тогдашние газеты обратили — в ходу было клише "техника и наука" вместо нынешнего "наука и техника". Можно понять: для человека, знающего о науке на газетном уровне, техника гораздо более осязаема, чем наука.
Сталинский взгляд на науку особенно ярко проявился в конце предвоенного десятилетия. Мало того, что в биологии он взялся решить, кто прав в научном споре — Николай Вавилов или Трофим Лысенко. Избрав себя в 1939 году в Академию наук, он, вероятно, поверил, что стал корифеем всех наук, и в 1940 году принял два знаменательных государственных решения в области наук физических. Во-первых, без внимания оставил предложение Академии наук организовать работы по использованию атомной энергии (напомним, что аналогичная инициатива 1939 года в США привела к Манхэттенскому проекту). Маловероятно, что это "нерешение" прошло как-то мимо Сталина. И уж только Сталин в том же 1940 году мог принять отрицательное решение относительно кандидатов на самые первые Сталинские премии за научные достижения.
Отделение физико-математических наук после обсуждений представило список из 8 работ — по степени их поддержки. А тов. Сталин вычеркнул две первые работы, в том числе открытие спонтанного деления урана и исследование распространения радиоволн вдоль земной поверхности, — он • лучше академиков знал, что важно, а что не очень.
Через пять лет, когда обнаружилось, что из одной области физики выросло ядерное оружие, а из другой — радиолокация, Сталин круто изменил свое отношение... Нет, не к науке вообще, а к физике, раз из нее получилась столь передовая военная техника. Он не только сразу и значительно увеличил финансирование физики, он из тощего послевоенного бюджета согласился финансировать исследования космических лучей и радиоастрономии — кто их, физиков, знает, а вдруг из этого тоже вырастет какая-нибудь военная техника... И Сталинские премии стали присуждаться настолько щедрее, что награждали и неправильные работы. Дайсон говорил о шести важнейших экспериментах послевоенного времени, из которых на долю СССР ничего не досталось, но не упомянул одного громкого антиоткрытия целой группы элементарных частиц, уже получивших название ("варитроны"), но, увы, существовавших лишь в воображении.
