Отец нахмурился, он недолюбливал родственников по линии супруги.
– А артистка это пройдёт, – сказала мать. – Мы в молодости все были, кто артистка, кто балерина.
– Я, наверное, съезжу в Москву, её проведать, – аккуратно поднял тему Яков.
– У тебя такой большой отпуск? – удивилась мать.
– Я за свой счёт договорился, – неуклюже вывернулся Яков и быстро соскочил с этой скользкой поверхности. – Как там дед?
– Пить крепко стал, – сказала мать. – Как бабушку схоронили, нет на него управы. Напузырится и матерится на всю улицу, соседи жалуются. Но хозяйство поддерживает, дрова колет потихоньку, помаленьку, воду сам носит.
Дед жил через реку, в Энгельсе, в маленьком частном домике на окраине, почти в степи.
– Ты бы съездил к нему. Он про тебя всё время спрашивает…
– Завтра и поеду, – сказал Яков.
Дед сидел в тени под «грибком» и что-то аккуратно выстругивал финским ножичком.
– Здравствуй, дед! – сказал Яков. – Гостей принимаешь?
Дед подслеповато посмотрел на него и как-то по-стариковски засуетился. Обнял, они пошли было в дом, но передумали, решить посидеть во дворе, дед быстро сорганизовал бутылку «казёнки» и закуску. «У меня ещё баночка тресковой печени есть, – гордо сказал он. – Будешь?»
– Да не надо, дед, – сказал Яков. – И так достаточно.
Они выпили и дед начал успокаиваться.
– Мне сказали, что ты «сапогом» служишь? – спросил дед.
– Нет. Это я для родителей придумал, чтобы не переживали, – сказал Яков. – Я в Алма-Ате в альпинистском лагере работаю.
– Это хорошо, – сказал дед, выпил ещё и совсем подобрел. – А то я «сапогов» не люблю. Они на фронте чуть лучше фашиста были. Я одному в сорок шестом в Потсдаме так по челюсти врезал, чуть за измену Родине не загремел. Хорошо, уже всеобщую демобилизацию объявили, а то бы парил кости на строительстве Норильской Днепрогэс.
– Ты как живёшь-то, дед? – спросил Яков. – Может, тебе пить поменьше?
– Чего, мать напела, – сказал дед. – Я всю жизнь выпиваю, нормально всё. Я вот думаю, может мне поехать куда. Домишко продам, соберу манатки и двину. Здешние рожи уже видеть не могу.
– Куда тебе ехать? – сказал Яков. – Болячка на болячке. Ты бы лучше в больнице полежал на обследовании, мать говорит, тебя без очереди как ветерана примут.
– Не хочу в больнице помирать, – сказал дед. – К этим ветеринарам только попади. Я вообще до девяноста лет жить буду.
Постепенно стемнело.
– Ночевать останешься? – спросил дед.
– Нет, я поеду, – сказал Яков. – Телеграмму жду от девушки. Очень важно.
