Пацифисты говорят от имени всех, что война – это зло. Но, может быть, все и не согласятся. Может, все и не уполномачивали пацифистов говорить от себя. Может быть, есть такие, которые решат для себя, что если всё равно умирать, то почему бы не умереть на поле боя, а не в больничной палате? Пацифисты говорят, что война – это бойня. Но война – это не бойня. Война – это коррида. Бойня – это больница.
Есть гуманисты, которые выступают против корриды. Они говорят, что коррида – это жестоко, корриду следует запретить. Очень интересно и удивительно, если при этом те же самые гуманисты – вовсе не вегетарианцы, а любят за обедом иметь хорошо прожаренный стейк из такого же быка, но убитого машинным образом на скрытой от потребительских взоров бойне. Следовало бы прежде запретить бойни, а не корриду. Бык, назначенный для корриды, проживает счастливую жизнь. Его хорошо кормят, дают ему двигаться, а не держат в тесном загоне под антибиотиками, ему позволяют вырасти в бугая, а не убивают телёнком, потому что телячьи отбивные нежнее бычьих, его не кастрируют! Он знает и сладость любви. И потом, в последний свой день, он познает величие и ярость сражения! Да, такова коррида: бык обречён на смерть. Но у него есть время, чтобы бороться! И он может покалечить или даже убить своего заклятого врага, тореадора. Бык корриды умирает в бою, в сознании, как мужчина, как воин, и поднимается на небо, в свою коровью Вальгаллу. А прочие быки убиваемы тупо и механически. Они беспомощно мычат, их влекут на конвейере, они не могут двигаться, не могут бежать, не могут бороться, они получают разряд тока, а потом им вскрывают глотку и отправляют к мясникам. Война – это не бойня, говорю вам. Война – это коррида. Бойня – это больница.
Последние фразы Иван Борисович стал произносить уже вслух, и Виктория нехорошо на него косилась. Они шли по тёплому Петербургу, по тёплому Литейному проспекту, в удивительном декабре. Было так тепло, что не было даже луж, лужи высохли, и впору было зазеленеть новой траве, только солнца не хватало, потому что даже при самой тёплой зиме в Петербурге всё равно темно, день короткий, и солнца не успеваешь увидеть. И что вообще можно ещё успеть.
Иван Борисович подумал о том, что он мало о чём может думать, кроме того что до срока его госпитализации остался всего месяц с небольшим.
Михаил Константинович Жилин был практический человек. Трудно сказать наверняка, что привело его на Восточный факультет. Азию он любил, но в меру. Бросить всё и улететь жить на Гоа, или в Тибет, или во Вьетнам – такая ересь Жилину и в голову не могла прийти. А ведь были на факультете романтические девочки и мальчики. Про Гоа тогда мало кто слышал. Больше про Рериха. Но Жилин не был таким. Так, как Жилин любил Восток, можно было любить Восток и в архитектурном институте. Совершенно не обязательно было поступать на Восточный факультет.
