Иван Ауслендер: роман на пальмовых листьях | страница 73
В таком ритуале есть один несомненный плюс. Раньше люди боялись, что их могут заживо похоронить. Говорят, Гоголь боялся, что его заживо похоронят, потому что у него были эпилепсия и припадки, летаргический сон, который не отличить от смерти. И говорят, что Гоголя так и заколотили в гроб – живым. Гроб перевозили на поезде, а когда открыли, то увидели, что Гоголь весь перевернулся и скрючился – пытался выбраться из гроба, но не смог, конечно, и задохнулся. А теперь такие ужасы не случились бы. Теперь Гоголю нечего было бы опасаться. Потому что в каком бы глубоком летаргическом сне ни пребывал человек, но если ему отпилить дисковой пилой верх черепной коробки, так он проснётся. И когда у человека вытащены кишки, то вряд ли он живой. Теперь, когда вы провожаете покойника на кладбище или в крематории, то можете быть полностью уверенными в том, что он действительно мёртвый: у него голова распилена и вместо крови формалин.
Всё, что нужно, делают в морге, а морг – это часть больницы, поэтому умирать в больнице очень удобно и большинство современного населения делает это именно там. Когда человек умирает в больнице, то всем его родным тоже хорошо, потому что они не могут себя ни в чём упрекнуть. Ведь человек был в больнице, в том самом месте, где уж совершенно точно сделали бы всё возможное, чтобы человека спасти, а раз не спасли, значит, такая судьба. Кроме того, родные часто и не видели, как именно это случилось, и это тоже приятно. В индийском Варанаси за день сжигают пятьсот трупов, об этом пишут и водят туристов смотреть, но никто не пишет, сколько людей каждый день умирает в больницах города Петербурга, и морги не показывают туристам. Люди умирают в больницах. Конечно, это вовсе не к тому, что больницы созданы для того, чтобы люди в них умирали и чтобы трупы удобно было утилизировать. Нет. Больницы нас лечат, спасают. Но если спасти нас не получается, то всё превосходно устроено для того, чтобы быстро избавиться от трупа. Например, когда человек – убийца, то для него всегда большая проблема – куда девать труп. А в больницах таких проблем нет.
Мы все умрём. И, вероятнее всего, в больнице. Даже если никогда не будет никакой войны, мы всё равно не будем жить вечно. И не только вечно! Никто не может гарантировать, что мы проживём восемьдесят, семьдесят или хотя бы шестьдесят лет. Люди умирают в двадцать, умирают в тридцать и в сорок лет умирают. Особенно много мужчин умирает в сорок с небольшим. Роты сорокалетних несут наибольшие потери и без всякой войны. Сорокалетний – это как передовая, линия фронта. Постоянно бомбит. Бомбит чаще, чем дождь! Молодые умирают редко – у них здоровое тело, на гарантии. Старые держатся, приспособились, живут умеренно, пьют таблетки. Сорокалетние каждое утро идут в атаку и гибнут кучами, тела падают на тела, всё поле усеяно трупами мужчин сорока с небольшим лет.