За окнами промелькнул Тонон-ле-Бен, соседний городок с термами, ради которых я и приезжал в Эвиан, но до которых так и не добрался, потому что было не суждено: ведь не только счастье, но даже и простое удовольствие не протащишь в свою жизнь контрабандой. В вагоне трясёт, писать неудобно. Закрою дневник, буду смотреть в тёмные окна и думать. Прощай, Эвиан! Я на тебя не в обиде. Вот только вряд ли я буду теперь любить твою воду. Раньше я так любил твою сладковатую, вкуса талого льда воду в пластиковых бутылках с розовой этикеткой. Я любил тебя, Эвиан, за то, что ты почти как Святой Дух – вездесущий и всепроникающий, за то, что твои бутылки, бутылки с твоей святой ледниковой водой я мог купить везде, и в России тоже, и не только в Петербурге, но и в любых малых и больших городах, и даже в дачных магазинах и сельских ларьках всегда был для меня доступен ты, Эвиан. И я приехал к тебе, в паломничество, я приехал к твоим истокам. Но здесь меня настигла кара: возможно, поклоняться тебе следует только издалека, нельзя входить в святая святых, прикасаться к источнику. Теперь при одном взгляде на твою торговую марку по моему пищеводу поднимается тошнота. Больше никакого Evian, мой друг. Только «Ессентуки», 4-й номер.
Аэропорт Женевы, кругляшка выхода номер B-42. За стеклом в дымке тумана – горы. Я – бортовой самописец. Чёрный ящик собственного существования. Меня расшифруют, когда будет уже поздно. Если самолёт упадёт, то моя тетрадь может сохраниться. Что с ней станется? Если не будет пожара и взрыва, то она просто упадёт на землю вместе с сумкой. Ведь ей всё равно, с какой высоты падать. Она не задохнётся от недостатка кислорода, не лопнет от перепадов давления и так далее. Когда падает самолёт, всё в самолёте может сохраниться: вещи, мягкие игрушки, книги, тетради. Только человек испортится. Тело человека – самая хрупкая вещь, самая скоропортящаяся во всём самолёте. Кажется, в ручке заканчиваются чернила.
На посадке впервые за несколько дней увидел массово своих соотечественников. И тут же вспомнил, что русских я тоже не люблю. Чёртовы лыжники. Самолёт авиакомпании Swiss Air заполнен менее чем на треть. Я комфортно разместился на своём 28-м ряду, у окна, один на трёх креслах. Как должно быть обидно сейчас тем, кто купил такой же комфорт в «бизнес-классе» за втрое большую цену. Впрочем, возможно, что им всё равно. Мне тоже. Пилот объявил, что один из пассажиров, зарегистрировавшихся на рейс, на посадку не явился. Сейчас компания ищет его багаж, чтобы выгрузить. Из соображений безопасности. Так попала бомба на борт египетского рейса. Но с нами этот трюк не пройдёт. Если пассажир сам не явился, чтобы разделить с нами нашу участь, чтобы разлететься на куски вместе с нами высоко в небе, чтобы умереть, не касаясь земли, то его чемодан с его грязными носками, тетрадями и самодельной бомбой мы тоже выгрузим, не будем брать с собой. Когда я прилечу в Петербург, то первым делом составлю трактат о вреде путешествий.
