Плавучий мост. Журнал поэзии. №2/2016 | страница 83



врастая книзу слепотой
в историю страны
и прежний мой упрямый мой
ей больше не нужны
она мелодия без рук
симфония без ног
а вслед (понять пойми испуг)
в двуличии упрёк
и кто бы поравнявшись с ней
узнал (стоять стою)
чем обречённей тем верней
у речи на краю

Андрей Коровин

внебрачная родина

деревья в Ясной стары и больны
висит роса на копчике Луны
не видно утром ёжика в тумане
лишь дождевую бочку полнит дождь
и ты уже давно тепла не ждёшь
тепло как дождь опять тебя обманет
кто ты чтоб жить в покинутом раю
я каждую тропинку узнаю
и слышу шёпот каждого бутона
здесь родина внебрачная моя
здесь я познал основы бытия
которые у смертных вне закона
я помню мельк бомжующих стрекоз
Калинов Луг прорезавших насквозь
и водяную крысу возле мостка
в реке неспешной ирисы цветут
здесь немец деду вслед кричал: капуті
сбежал мой дед
и дядю спас
подростка

Игорь Куницын

* * *

Бродит по городу нищий старик,
странный немного, зовут Николаем.
Чем занимается? Пьёт до зари,
ёжась от холода, спит за сараем.
Помнит ещё, как в окопе солдат,
взрывом отброшенный, сняв рукавицы,
сунул за пазуху связку гранат,
сплюнул окурок и под гусеницы.
Танк обезвредил, а сам на куски.
Лишь портсигар уцелевшим остался.
Немцы тогда отошли от Москвы,
наши тогда перестали стесняться.
Выперли фрицев и взяли Берлин.
Знал бы солдат тот, себя подорвавший.
Имя солдата не сберегли.
Числится безвести вечно пропавшим.
Дай ему, Господи, новую жизнь,
только без этих атак-отступлений.
Где ты, старик, наконец, покажись
из-за угла с портсигаром трофейным.

Андрей Баранов

* * *

Зеленеть начинают деревья, как тина в прудах.
Мне до сумерек самых все видно с распахнутой лоджии.
Это майские праздники…
Солнце. Копают в садах,
на три дня забывая, что все мы – из племени Борджиа.
Пахнет вечер прохладцей и слабым шашлычным дымком,
и трамвай дребезжащий, спускаясь с опаской по Кирова,
то споткнется и звякнет –
инвалид орденами –
звонком,
то зашаркает в горочку…
Воин из воинства Пиррова,
я сижу наверху.
Подо мной закипает тайга
приовражий, куда не ступала живая нога,
только взгляд наблюдал буераки, кусты да колодины…
Дай мне твердость, сестричка, на эти четыре шага,
а не дырку от бублика,
то есть, конечно – от ордена.

Вальдемар Вебер

* * *

После войны
в нашем классе
у меня одного
был отец,
за что остальными,
случалось,
я был беспощадно бит.
До сих пор не забыл
вкуса крови во рту,
и кто бил и куда.
Ничего не забыл,
но знаю:
им куда тяжелей
помнить об этом.

Александр Переверзин

Лесник

Из глубокой глуши подмосковной
жизнь меня выводила не раз: