Пальцы крепкие богатыря рвут, прорвавшись под жабры,
Выдирают шматки, швыряя точно влажные клочья швабры.
Рыба страшная с русским князем сплетается в вальсе,
Это, помнится, было в рассказе о горце и барсе.
XXIII.
раз-два-три, раз-два-три – удар по волнам хвостовища
раз-два-три, раз-два-три – угар, – ах, тобі хрест навіщо!?
Ах, в Рязани грибы с глазами! Ах, підзолиста мова!
Я б тебя растерзал, коза, вот те мужнее слово!
И огромная рыба в предсмертной судороге трепещет,
И вздымается Игорь в волнах, и клинок его блещет,
XXIV.
И удар меча кровянит Сейм зелёный, Сейм пышный,
И стрижи ночные навзрыд, и над ними Всевышний!
Он выходит на берег другой, он махнул ей рукою,
Поднял рыбью главу над землёй он рукою другою,
Я приду к тебе, жди меня, мы продолжим беседу,
И за рыбой княгиня следит по кровавому следу.
XXV.
И замолкли стрижи… в ветвях лунный свет шевелится.
И лежат перед ней в репьях его хлыст… рукавица.
Уплывает звезда в рассвет, растворяется месяц в дымке…
Ах, боюсь, победителей нет и не будет у них в поединке.
Зябко. Речки извечный мотив. Камыши колыхаются плавно.
Мужа за реку проводив, голосит у реки Ярославна.
XXVI.
Над Москвою колокола, на Нерли звоночки,
Золотая жара пришла, иван-чай в веночке,
Говорит со мной тишина голоском Ярославны
На запястьях – кольца вьюна, очи зелены и разнотравны.
И вздыхают у неба на дне колокольные жабры,
И разносится плач в тишине от Путивля до Киевской лавры.
