Солод, истощенный всем пережитым, стоял бледный, мрачный, облепленный с ног до головы сухой грязью. Его гимнастерка и шаровары казались сделанными из коры старого дуба. Глядя на Прокопа Кондратовича бессмысленным взглядом, он механически обходил грязь, потом бил себя по животу, по бедрам, по коленям.
— Я вижу, ты удивлен, Иван... Не удивляйся, — говорил полковник, отходя от Солода, выбивающего из себя целые тучи пыли. — Ничего странного нет. Я думал, что Англия и Америка выступят на стороне Гитлера. Тогда бы мы с тобой смогли размахнуться в полную силу.
— Что же делать? — Нерешительно, уставшим голосом спросил Солод.
— Что делать?.. Германия сейчас напоминает корабль, с которого перед выходом в море сбежали крысы. Крысы обладают инстинктом заранее чувствовать катастрофу. Не будем же глупее их... Реабилитируй себя в армии. Партийный билет при тебе?..
— Нет, закопал...
— Отыскать сможешь?..
— Вряд ли...
— Не скажу, что это разумно... Ну, что же? Ищи сам выход. Надо сохранить хоть воинское звание. Я тоже скоро буду там. Надоела игра в солдатики у многоуважаемого генерала Власова... А теперь прощай. Стрелять буду — не бойся... Ну, ни пуха, ни пера... Как разыскать меня — ты знаешь...
Солод неохотно вошел в молодой березняк, а Прокоп Кондратьевич трижды выстрелил вверх. Сев в машину, он недовольно пробормотал:
— Большевистский выскребок... Еще другом притворяется. В штаб, шофер.
Долго бродил Солод глухими лесными просеками. Березки уже пожелтели, хотя листья, казалось, еще не собиралось опадать на землю. Предосенний дождь окончательно смыл с одежды шершавую грязь, зато и Солода промочил до костей. Иван думал сейчас только об одном — о куске черствого хлеба и о теплом костерке... Перед вечером он вышел на окраину села, находящегося в глубокой лесной балке. Деревянные избы, покрытые замшелой дранкой, стояли в окружении пожелтевших березок, разлогих елей и дубов. Иван залег во влажной траве, осматривал дворы... Немцев, кажется, здесь не было. Поднялся, пошел смелее.
Вот небольшой деревянный сарайчик. Нет, это домашняя баня. Она стояла далеко от избы, в конце огорода. В бане что-то зашелестело. Неужели кто-то моется?.. Зашел в тесные сени, постучал во влажные от пара, тепловатые двери. Из-за двери послышался девичий голос:
— Кто там?..
Отвечать не хотелось. И что скажешь?.. Постучал еще раз. Дверь отклонилась, высунулась девичья голова с мокрыми волосами. Левая рука девушки стыдливо прижимала к груди влажное полотенце. В больших глазах светилось удивление.
