Пьяница неутомимо скакал возле приезжавших, жарил, парил и подносил угощение, и дул на обожженные пальцы, и коптил над кострами рыжие, во все стороны космами торчащие волосы, ловко справляясь с разросшимся хозяйством. Помимо кружек, ковшей и стаканов, чугунков и мисок, завел он целое семейство котлов, за которым ухаживал со всеми своими усердием и сноровкой. Самый пузатый и большой казан Пьяница полюбовно называл «дедушкой». Кроме того, были у него еще и «бабушка», и «детки». И готов был с утра до вечера возиться с ними Пьяница: любовно чистил их глиной, надраивал песком, да так, что горели они на солнце! Ловко он управлялся с веслами своей лодочки-долбленки, которая всегда покачивалась в камышах, и постоянно в его сетях и мережах трепыхалась рыба. Зерна было также вдосталь: будучи на все руки мастер, Пьяница собирал и молотил его, и растирал жерновами, и пек хлеба. И был счастлив, и ни за что не желал учиться!
Музыкант в гостях у Безумца времени зря не терял. Из бревен и досок, некогда брошенных беззаботным хозяином в кустах за садом, сбил сарайчик. Стены своего жилища оклеил невесть откуда появившимися у него открытками и вырезками; на них были и негры с выпученными, точно у раков, глазами, и белокурые девушки в коротких платьицах.
Музыкант пытался уже отпустить себе волосы (в интернате его идея беспощадно пресекалась Степаном), жевал смолу и, приезжая к отцу уже старшеклассником, в жестяной банке устраивал себе питье: посасывал из соломинки ядреную отцовскую водку. И без конца готов он был рассказывать братьям об одном и том же. Правда, слушали они его рассеянно, каждый был занят своими мыслями. Музыкант сокрушался и постоянно твердил им, показывая на холм, на избу и на отцовскую овчину:
– В Америке мощь и моторы, а здесь повсюду тоска и пахнет псиной!
Он не любил отцовских собак и отгонял их, когда старые, полуслепые, спасаясь от полуденной жары, они забредали к нему в сарайчик и тыкались в его колени лохматыми мордами.
Об отце Музыкант отзывался пренебрежительно:
– Какой это нам батька? Есть мы – он рад, но если нас нет – ему все равно!
И клялся братьям:
– Дайте срок – только меня и увидите. Прочь свалю из этой страны. А вы ждите, дураки, до скончания века ангела! Как же, появится ангел здесь, держите карманы шире. Что ему тут делать? Сам Бог, если он только есть, давно эту землю проклял! Да оглянитесь – кругом тоска и болото!
Та к распоясывался Музыкант. Степан его речи, которые год от года становились все более дерзкими, наматывал себе на ус. Но лишь усмехался. Но Строитель к подобным рассуждениям относился очень серьезно. И с тоской посматривал на отца. И темнел лицом, и все чаще задумывался.
