Вывалившись, Гун сразу нащупал правой рукой верхушку дерева и отпустил трап. Опять его занесло в то же самое проклятое, заколдованное место, все на тот же склон!
Дерево под тяжестью тела согнулось. И Гун, не удержавшись, полетел вниз. Он упал в какие-то колючие кусты и чуть не выколол уцелевший глаз. Сильно отшиб локоть, сломал пару гребневидных отростков. Но он не сгал задерживаться, не стал восстанавливать переломанную кость ноги. Стиснув зубы, кривясь от боли и еле перебирая уцелевшими тремя конечностями, он пополз к огромному и замшелому валуну. И только когда полностью скрылся за ним, немного успокоился.
Его опасения не оказались напрасными. Капсула выдержала чудовищное воздушное столкновение, совершенно кошмарный взрыв настигших ее ракет. Она донесла его кое-как до земли. Но все внутри нее разладилось, мозга больше не существовало. И потому не существовало никаких сроков, никаких десяти или даже оставшихся восьми дней...
Взрыв был настолько мощным, что валун вздрогнул, накренился и чуть было не придавил обессиленного Гуна. Но все обошлось. Лишь на какое-то время Гун лишился слуха. Ничто на свете не могло отвлечь его от самого важного дела. Даже если бы весь мир взорвался, Гун не повернул бы головы. Он, согнувшись в три погибели, водил раструбом регенератора по сломанной ноге. Кость медленно, с искривлениями, но все же срасталась. Шансов на спасение оставалось немного. Гун хотел воспользоваться и этим немногим.
Через несколько минут он ковылял вниз по склону, подальше от этого страшного, изуродованного взрывом места. Откуда-то издали уже доносился шум тарахтелок.
Именно сейчас Гуну захотелось жить так, как никогда ему не хотелось. И жить не подопытным существом в лабораториях, а полноценно, по-своему! Только бы успеть спуститься к реке? Они никогда не найдут его там, в подводном полумраке! Им и в головы их слизнячьи не придет разыскивать его под водой, в прибрежной мути. Вперед же!
Но он успел добраться лишь до той тропы, где чуть не погиб совсем недавно. Голова кружилась, ноги подкашивались. Быстро бежать он не мог. Какой это был бег! Он падал через каждые двадцать метров. И где-то по дороге потерял парализатор. Теперь он оставался совершенно безоружным, если не считать обычного трехгранного ножа, измученным, больным, трясущимся от болей и нервного напряжения. Даже залепить вытекший глаз было нечем, глазница зияла воронкой, грозя заражением или иными неприятностями. Гун был на пределе.
