— Теперь я у тебя в долгу, Чейз. Я должна тебе больше денег, чем могу вернуть в данный момент, — в этом вся моя жизнь. Я просто никогда не хотела чувствовать себя так по отношению к нему, обязанной.
— Нет, — решительно говорит Чейз и трясет головой. — Ты ничего мне не должна.
Забавно, я помню, как кое-кто тоже говорил это мне не так давно.
— Должна, — настаиваю я. Смутно я понимаю, что веду себя немного упрямо, но, черт побери, я так устала быть в долгу у всего мира. — И я верну тебе все. Университет не вернет деньги, пока я не брошу занятия. Если я брошу учебу, мне конец. Пара занятий уже в листе ожидания.
— Мне не нужны твои деньги, — говорит Чейз и смотрит на меня, как будто я сошла с ума. И может быть, сейчас я немного и сошла с ума. Я, безусловно, так себя и чувствую. — Все, что я сделал, это то, что сделала бы любая стипендия. Я просто пытаюсь облегчить тебе учебу и посещение занятий. Твое образование так важно для тебя, я просто стараюсь выручить тебя.
— Ты не спросил меня, — рычу я на него. — Знаешь, кто еще не спросил меня, когда навязал мне свои деньги, чтобы помочь? А?
Чейз на это молчит.
— Итан! — бросаю я. — Мне нужны были деньги, он знал, что мне нужны были деньги, и он просто сделал это. Ты просто сделал в точности то же, что и Итан.
Лицо Чейза напрягается, когда он говорит:
— Я не Итан.
Это удар ниже пояса, и я жалею об этом, как только произношу, но я не могу взять свои слова назад.
— Не нужно было меня дурачить.
Чейз стискивает челюсти, но он не кажется рассерженным. Он выглядит задетым. Он выглядит так, будто я только что залепила ему пощечину.
А я так недовольна, мне так обидно не только из-за того, что он сделал, но и потому что я всегда в долгу перед кем-то или чем-то всю мою жизнь, но я продолжаю наступать.
— Вы два сапога — пара. Мне следовало это понять. Два привилегированных, имеющих право кретина с кучей денег, при помощи которых, как вы считаете, вы можете выйти сухим из воды из любой ситуации. Вы думаете, что можете купить любого!
Я топаю к своему рюкзаку, а Чейз просто стоит там, твердо и неподвижно. Я рывком расстегиваю молнию, достаю свой бумажник и, хватая каждую банкноту, швыряю ему деньги.
— Ты не можешь купить меня! Я не продаюсь. Я не собираюсь быть тебе обязанной!
Купюры летают в воздухе. Их так мало, что это выглядит жалко, там максимум пятьдесят баксов. Дождя из них не получилось, больше похоже на изморось.
— Я не могу быть с тобой, — говорю я, осознание так сильно обжигает меня, что колени почти подгибаются. — Я не могу быть с тобой, если должна тебе денег.
