- Прокляни кого-нибудь, и мы от тебя отстанем.
Ну, что делать? Надо проклясть, но так, чтобы человеку
особо не навредить. Короче, наложил я на Иван Петровича
проклятие: чтоб писать ему хотелось все больше и больше, а
талант у него - чтоб пропал с сегодняшнего дня.
И, вот ведь, что интересно, слыхал я краем уха, что
исписался великий Иван Петрович, пишет всякую чепуху, а
его публикуют и публикуют, потому что отказать не могут. И
что конца и края этому ужасу не видно.
Но я не считаю, что так уж сильно пересолил. Уж больно
невежливо поступил со мной великий Иван Петрович. А
невежливость, само собой, должна быть наказана.
Вас, может быть, интересует – пропал ли у меня насовсем
мой необыкновенный дар, после первого употребления…
Честно скажу, меня самого этот вопрос очень даже волнует.
111
Но пока что не вижу подходящего объекта. Если кого-
нибудь прокляну – сообщу.
2016
ТЕЛЕФОННЫЙ РАЗГОВОР
Звоню я как-то приятелю своему, Егору Марковичу, в этот
городишко его занюханный. И говорю:
- Переезжал бы ты, Егор, что ли, в Москву, пока есть такая
возможность. С жильем поможем, женим тебя на ком-
нибудь…
Он отвечает:
- Нет, Семен Петрович, нету у меня этой наклонности -
зря переезжать с места на место…
Ну я, конечно, его убеждаю:
- Егор Маркович, в своем ли ты уме? Москва –
культурный центр всего самого передового. В Москве -
одних музеев и всяких очагов культуры пруд пруди. Идешь
себе по улице: куда ни плюнь - консерватория какая-нибудь
или академия чего-нибудь высшего… И с продуктами у нас
полный ажур: сыр есть, колбаса…
Он говорит:
- Не заманишь ты меня ни колбасой, ни консерваторией.
Не поеду. Мне и тут хорошо. Я всем доволен.
Ну, я уже начинаю потихоньку выходить из себя:
- Ты совсем дурак, что ли? Что тебя держит-то?
112
Он отвечает:
- Вещи держат. Не повезу же я их с собой, они по дороге
развалятся. Шкафы старые, диваны облезлые…вешалки…
Я говорю:
- Да выбрось ты их на помойку, вещи эти. Мы тут новые
купим или подержанные в хорошем состоянии.
А он в ответ:
- Ну что ты такое говоришь, Семен. Как же я их выброшу?
В них – душа, память...
Я опять пытаюсь его вразумить:
- Да нет никакой души в вещах! Ты вот, допустим,
деревяшку сверлишь или гвоздь в нее забиваешь – она же не
кричит от боли. Ей все равно, деревяшке этой.
А он упирается и не соглашается:
- Я, - говорит, - свои старые шкафы не сверлю и гвозди в
них не забиваю.
Тут я понял, что он совсем псих. И говорю:
- Так ты что, получается, как пес на цепи вокруг этой
рухляди?
