иногда обратно из клюва вылезали.
А хранил я накопанных червей в целлофановом пакете, в
холодильнике. Как-то раз, помню, плохо завязал пакет, и
черви по всему холодильнику разбежались.
Никому про этих червей я , конечно, не говорил – а то
засмеют еще: нашел чем заниматься!
И тут как раз подошла моя очередь на работе
отчитываться, что я полезного и высоконаучного за много
лет сделал. Ну, отчитался я не хуже , чем другие. Чертежи, графики – все как положено.
А начальник мой слушал, слушал – только кривился. И
потом говорит (а был он большой мастер по части образных
выражений для распекания мелких людишек вроде меня):
– Это же никому не нужно, чем вы занимаетесь! Вам бы
только червей разводить!
Я и не понял сразу, что он про моих червей ничего не
знает и только так, для красного словца их помянул. Я , конечно, удивился, но взял себя в руки и говорю спокойно: 10
– Да, я развожу червей. Но это не мешает моей основной
работе. Я делаю это в свободное от научной работы время.
Тут уже он не понимает ситуации – что я ему чистую
правду сказал.
– Как вы смеете ,– говорит. – я старый человек и не
позволю себя передразнивать!
(А сам хватается за сердце.)
Вот так я и перестал быть высоконаучным специалист–
инженером. И все это чистая правда, не сомневайтесь.
А Птичий Человек в тот же вечер от меня улетел. Не зря, значит, я его учил понемножечку летать. А еще говорят, чтобы чему-нибудь стоящему научить, нужно самому это
уметь…
Москва, июнь, 2010
11
РЕИНКАРНАЦИЯ
Я уже говорил – есть у меня такой старинный приятель,
Тимофей. Вот, пошли мы с ним как-то в забегаловку, которая
на углу. Взяли бутылку красного, ну я и говорю:
– Тимофей, вот ты музыкальную школу, начальную, не
закончил … Из института, с третьего курса, тоже тебя
выгнали. А вроде – ты неглупый мужик. Отчего так?
Он говорит:
– Да, жизнь у меня, действительно, не сложилась. Но
только я в этом не виноват. Просто меня отец слишком
сильно любил…
Я говорю:
– Я начинаю тебе завидовать, Тимофей…
Он говорит:
– Чему тут завидовать? Если я, допустим, в детстве чего
натворю – он меня только хвалил, не ругал никогда. Разве так
можно? Вот и не вышло из меня ничего…
Я говорю:
– Как это ничего? Ты холодильный мастер, Тимофей!
Он говорит:
12
– Да брось ты. А потом, как повзрослел я, из
Холодильного института ушел, недоучился. Отец, конечно, расстраивался. Но все равно меня очень любил. Потом
умер…
Тут помолчали мы, выпили, и он снова говорит:
– Вот,значит,так... Потом прошел год, и должен был я как-
