говорит, – сволочи!‖ Но я ничего такого не заметил, даже
наоборот. Впрочем, я не хирург, а всего лишь старый
преподаватель…
И вот, в этой палате, куда я ходил, у самого окна лежала
молодая девушка, подключенная к аппарату искусственного
дыхания. Та половина ее лица, которую я мог видеть, была
очень милая… А другая половина лица, как я понимаю, была
парализована после автокатастрофы. Как-то само собой
выяснилось, что девушка эта – студентка моего института, но
с другого факультета.
Мне запомнился ее взгляд, в котором брезжил какой-то
далекий отголосок сознания…
72
А в один из дней кто-то из ее родителей (дежуривших там
постоянно) мне говорит:
– Вы же, Валерий, работаете в ее институте. Поговорите с
Анечкой, может быть, она вспомнит вас, и к ней вернется
сознание!
Я отвечаю:
– Конечно, конечно… Только я работаю на другом
факультете, и мы никогда раньше не видели друг друга! Но
все равно я попробую что-то такое сказать!
Не помню уже, что я сказал, но толку от этого не было
никакого.
Потом Анечку увезли в другую больницу, и больше я ее
никогда не видел.
Где-то через полгода иду я в институте по
четырнадцатому этажу (как я там оказался – ума не приложу, это не мой этаж) и вижу в коридоре большую фотографию.
Очень красивое женское лицо. Рядом цветы лежат. Лицо
страшно знакомое, но не могу вспомнить – чье? И вдруг до
меня доходит – это она…
А другая история была вот какая. И случилось это все
давным-давно.
Еще в школе я был влюблен в одну девочку. Неважно, как
ее звали, не хочу говорить. Я был влюблен в нее с первого по
десятый класс, но, к сожалению, без взаимности. Может, оттого, что я человек практический, никаким искусством не
увлекаюсь…
73
А она, наоборот, увлекалась всякими возвышенными
вещами и в результате вышла замуж за художника. Причем
не за нормального, а за абстрактного. Я и в обычной-то
живописи ничего не смыслю, а в абстрактной – тем более.
Что в ней хорошего – одни крючки, да закорючки.
Прошло несколько лет, и в институте, где я только-только
начал работать, устроили выставку молодых художников.
Зачем я туда поперся – не знаю. Хожу, смотрю – ничего не
понимаю. Бессмысленные пятна краски, какие-то линии
дурацкие... И вдруг, гляжу на эти чертовы изломанные мазки
и понимаю – это она…
Мне тогда даже дурно стало. Посмотрел на фамилию
художника, но незнакомая фамилия мне ни о чем не
говорила.
Стал даже думать – уж не свихнулся ли я, что мне ее лицо
всюду мерещится.
Потом выяснил случайно, что не ошибся. Действительно,
