Ильин проснулся от шуршания бумаги. Людмила сидела у стола одетая, причёсанная, подкрашенная, немного бледная.
– Крепко ты спишь, Миша! Я топала ногами, стучала дверями, звенела посудой, а ты хоть бы что!
– Я немного подлечился, снотворного выпил из бутылки.
Он подошёл к Людмиле, поцеловал, почти не почувствовал ответа. Она отложила книжку, любовный роман из серии авторов-женщин, налила вина в стаканы Ильину и себе.
– Выпьем за моё полное выздоровление, Миша!
Отойдя от стола, она присела на свою кровать. Ильин присел рядом с ней, обнял.
– Странно, Ильин. Мы с тобой знакомы достаточно долго и достаточно близко, а только здесь я тебя вдруг узнала по-настоящему. И не надо даже два пуда соли съесть вместе для этого, просто побыть в обычной, домашней, что ли, обстановке.
– Ну, и как я тебе? – Ильин попытался перевести разговор в шутливое русло.
– Да ничего ты, Ильин, – Людмила смотрела на него спокойно. – Совсем ты неплох. Только, откровенно говоря, не мой ты, чей-то.
– Ты что, Люда, ревнуешь меня к кому-то?
– Ревность ни при чём. Просто для тебя пока главная женщина Ирина, а я… Кто я?
«Да, Людмила права. Так просто, простым решением о разводе, от Ирины не отделаюсь. Воспоминания, воспоминания… То мгновения счастья, то жгучая ненависть… Это надолго, если не навсегда. А Людмила… Она сама понимает, кто она для меня… Спасибо ей, конечно, за вспышку страсти…»
– Ладно, Миша, не отвечай. Вопрос риторический. Давай выйдем, пройдёмся по городу…
Город жил полной вечерней жизнью, молодёжь сидела за столиками открытых кафе, толпилась у кинотеатра. Они посмотрели старый американский вестерн и возвращались в гостиницу по какой-то узкой улице со старыми одноэтажными домами. У одного из домов, неказистой лачуги нежилого вида, Людмила постояла, словно что-то вспоминая, и потом молча пошла дальше. Ильин, немного удивлённый, шёл рядом.
– Можно, я тебя возьму под руку? – спросил он Людмилу, молча обходившую выбоины и камни на освещённой только светом из окошек дороге.
– Как вы внимательны, Михаил! Я уже могла раза два сломать каблук и свалиться на этих ухабах. Спасибо, что догадался… – Людмила смотрела на Ильина снизу, пытаясь прочесть что-то на его лице новое для себя. Вздохнув, отвернулась.
Это был её город. Она никогда не говорила Ильину об этом. Здесь она училась в техникуме, здесь посетила её любовь, здесь её предал тот, кого она полюбила. Это её тайна, хранимая ото всех, её боль. На этой улочке, в старом, опустевшем теперь домишке, снимала она комнату у старухи, какой уже нет в живых. Умерла старуха, оставив домик городским властям, так как не было у неё наследников. Муж убит на фронте, сын сгинул в зоне. Любила бабка Людмилу, как родную дочь, брала с неё копеечную плату за комнату, а когда случилась с Людмилой беда, нашла для неё специалистку по абортам, и здесь, на бабкиной кровати, лишилась Людмила возможности иметь детей. Ильину этого знать не надо ни теперь, ни потом, когда он навсегда исчезнет из её жизни.
