— Нам не о чем говорить, — процедила я, чувствуя, как внутри поднимается буря.
Я словно вновь пережила все, что и тогда в трактире. Снова доверчиво прижималась к широкой и крепкой груди, полностью доверившись и позабыв, что приняла решение быть настороже… И вот, голос Брайса меняется, а его руки и… губы… Боги, заберите мою память! Прошло несколько дней, а ненависть не просто пустила корни в сердце, она оплела ростками мою душу, успела выпустить бутоны и раскрыть цветы.
— Селена, — простонал он.
— Меня зовут Элера, — медленно чеканя каждую букву, повторила я, как тогда, в трактире. — Прочь с дороги.
— Элера… — кэп вновь заступил мне путь, но я, не в силах сдерживаться, толкнула его рукой.
Понятно, чтобы сдвинуть Брайса, потребовалось бы гораздо больше усилий, так что кэп воспользовался тем, что я оказалась слишком близко и обнял. Сжал и… тут же отпустил, убрав руки за спину.
— Прошу, поговори со мной, — тихо сказал он.
— Нет!
— Селена, нам надо поговорить. Впереди крупнейшее дело, не время для обид…
— Обид? И ты считаешь, у меня нет для них причин? — воскликнула я и добавила уже тише. — Я просто не могу…
— Лер, ты уже вернулась? — спросил Ален, въезжая в холл.
Его улыбка померкла. Брат прищурился, разглядывая нас с Брайсом. Я поспешила улыбнуться, но Алена невозможно было обмануть.
— Что происходит? — ледяным тоном спросил он.
Я молчала, кэп тоже, лишь сделал шаг назад.
— Брайс? — Окликнул его Ален.
— Все в порядке. Элера споткнулась и я беспокоился, что она подвернула ногу.
Ложь. Легко слетевшая с языка и пристальный умоляющий взгляд, просящий не посвящать Алена в то, что произошло между мной и кэпом. За столько лет, проведенных вместе, я понимала Брайса с легкостью. С полуслова, полужеста, а иногда и просто, вот так по взгляду. Слова обвинений рвались с языка, но я понимала, ни к чему хорошему моя откровенность не приведет. Как ни крути, кэп прав. Впереди дело и я сама заварила всю кашу… Но как собрать из осколков гордости доверие, если даже самый крепкий клей не берет? До назначенного дня осталось всего ничего, а сердце горит на незатухающих углях обид и болит. Как же оно болит. Предательство. От того, кто стал едва ли не ближе, чем брат!
— Лера? — почти рявкнул брат.
А я продолжала улыбаться, словно эту эмоцию приклеили к лицу.
— Надеюсь, вы не поругались? Только этого не хватало. Не заставляй меня просматривать твою память, — пригрозил Ален, видя, что я продолжаю молчать, и это стало последней каплей, склонившей чашу весов.
