— Один из персонажей «Диалога с мадонной», — сказал Николай Семенович.
— Даже так?
— Как же, как же.
— Я его знаю, — сказал Захар Степанович. — Он у писателей отдыхает. Здравствуйте, Николай Семенович.
— Работает, — поправил я. — Это Дом творчества, а не дом отдыха.
— Молчу, — проворчал дядя Захар, воровато озираясь. — Что со мной разговаривать?
Мне казалось, он чем-то смущен и поэтому заикается чаще обыкновенного. Плутоватое его лицо стало вдруг глупым и заискивающим, словно среди многих бессмысленных фраз он пытался отыскать ту, которая обеспечила бы ему независимость и свободу, но с отчаянием чувствовал, что его, как бабочку, прикололи к пробке. Пытался махать крыльями, но улететь не мог.
— Вы становитесь исторической личностью, Захар Степанович, — сказал я. — Попадаете в большую литературу. О «Диалоге с мадонной» пишут в газетах.
— Ну его к черту, — сказал он беззлобно. — Я читал. Ну его, — повторил он обиженно.
— Что, не похож? — спросил я.
— Не похож. Не п-похож! — Крикнул он вдруг агрессивно. — И мой сын не похож.
— Хуже или лучше?
Николай Семенович с двусмысленной улыбкой молча наблюдал за нами.
— Ладно, Андрей. Ты смеешься. Ну тя к черту. Слушай, Семеныч, — обратился он к Гривнину. — Я, конечно, извиняюсь. Я молчу, ко-онечно. Зачем в таком виде изобразил?
— В каком? Ты же положительный герой у меня, — сказал Николай Семенович. — И сын твой тоже. Самый что ни на есть положительный.
— Крутишь, Семеныч. У, крутишь, — сказал он, погрозив пальцем. — Ладно, молчу. Дурак пьяный, молчу.
Бедный Захар, подумал я, козел отпущения местных художников. Но он уже снова хитро посмеивался, сосал папироску, плевался изжеванной бумагой мундштука, точно выговорился человек, облегчился и вновь чувствовал себя хорошо.
— Послушай, Семеныч, ты за-ачем писателем работаешь?
— А что?
— Дюже не идет. Дюже. Старый ты, страшный.
— Такой уж страшный?
— Ужас какой. Верно говорю. Вот Андрею бы пи-исателем — пошло. Да-а. Он молодой, интересный.
— И я ему об этом твержу, — сказал Николай Семенович.
— Правда, Андрей? — Обратился ко мне Захар. — Приглашает? И не думай даже — иди.
Он замолчал, подумал про себя, шевеля губами, словно вспоминая старую обиду. Наконец вспомнил:
— Нет, не ходи. Ну их! Лучше шофером иди.
Тут я услышал переполох в доме.
— Андрей, — крикнула мама. — Андрюшенька, дорогой, мы хлеб забыли купить. К обеду ни куска. Может, сходишь? Но ты, наверно, очень устал. Ладно, сынок, не нужно. Нет, не беспокойся, я сама схожу.
