— Уф, — поднялся Дудин, отирая лоб и поправляя растрепавшуюся прическу. Он чувствовал, что все тело его покрыла липкая испарина. Он с удовольствием тотчас распростился бы с дамами и поспешил на свежий воздух, поспешил со своей ношей, которую ему не терпелось унести подальше отсюда, чтобы в полной мере ощутить, что теперь это его собственность, которую уже никто не в силах у него отнять. Но тотчас ретироваться было все же несколько неудобно, хоть и можно было сказать, что его ждут неотложные дела. Была минута какой-то затянувшейся неловкости, которую требовалось разрядить, сказать что-нибудь хоть и незначительное, но приятное…
— Как-то жаль даже с вами расставаться, жаль покидать эту уютную комнату с прекрасной библиотекой, где все дышит стариной, — пытался он любезничать, изображал на лице томительную грусть, однако в его усталом голосе, деланном тоне с оттенком подобострастия уже сквозила плохо скрытая фальшь.
— А вы и не торопитесь уходить, мы ведь вас так и не отпустим. Мы ведь вас еще чаем не потчевали. Все готово на столе, — сказала Александра Дмитриевна.
— Уж на сегодняшний вечер наложим арест, — поддакнула с мягкой усмешкой Ольга Дмитриевна.
— Ну если на один только вечер, — замаслились глаза у Дудина. — Если только на этот вечер, — хихикнул он. — Хотя, впрочем, в вашем обществе я не против и не один только вечер. Я хоть через два дня могу снова прийти, я уж не с пустыми руками приду… — Он отряхнул и оправил свой пиджачок, проследовал в соседнюю комнату, где было уже все накрыто на столе, блистал электрический самовар… На тарелочке был тонко нарезанный сыр, в плетеной корзиночке — печенье.
«Вот была бы у одной из старушек внучка, такая как Люся, вот бы Люся их внучкой была, вот бы славно было», — мелькнула у него шальная, каким-то краем сознания пробежавшая мысль, юркнула мышью в лабиринте извилин, точно испугавшись усмешки, с какой встретил он эту мысль, испугавшись здорового скепсиса, не оставлявшего простора для беспочвенных мечтаний.
— Вам какого варенья, малинового или из крыжовника? — обратилась к Дудину Ольга Дмитриевна.
— Совершенно безразлично, какого, — отвечал он, прицеливаясь взглядом на печенье и подергивая себя за мочку уха, чтобы чем-то занять руку, которая так и зудела протянуться к корзиночке. Право же, аппетит его неожиданно заявил о себе при виде этого скромного угощения. Его так и подмывало ухватить бисквитик, прежде чем Александра Дмитриевна поставит перед ним чашку с чаем.
