— А где Эфрозина?
— Она сидит в коляске и просит, чтобы вы пришли.
— Ну ладно! Погодите-ка… До свидания, папаша Ватрен, у нас с вами долгий разговор, поэтому я ее отвезу и через час — эти кони просто звери, — через час я вернусь сюда, и если вы будете себя хорошо вести…
— Если буду хорошо себя вести?
— Ну что ж, тогда ударим по рукам! Больше пока ничего не скажу… До свидания, папаша Гийом! До свидания, мамаша Ватрен, смотрите хорошенько за вашим фрикасе, и у вас будут булавки, чтобы закалывать кухонный фартук.
И поскольку эти слова мэр говорил, направляясь к двери, мамаша Ватрен следовала за ним, делая реверансы и приговаривая:
— До свидания, господин мэр! До свидания! Передайте наши извинения мадемуазель Эфрозине!
Гийом не двинулся с места и сидел, покачивая головой. Он, конечно, не заблуждался относительно причины любезности господина мэра.
Речь действительно шла о том, чтобы, как он и говорил, заставить лесничего закрыть глаза на кое-что.
Вскоре вернулась Марианна, горько сожалея об отъезде мадемуазель Эфрозины, и сказала ему:
— Ах, отец, я надеюсь, ты побранишь Бернара!
— За что же мне его бранить? — резко ответил Гийом.
— Да как же! За то, что он только с Катрин глаз не сводил, а с мадемуазель Руазен едва поздоровался.
— Да ведь мадемуазель Руазен он видел почти каждый день за последние полтора года, а свою кузину — два раза за это время.
— Все равно… Ах, Боже мой, Боже мой! — прошептала Марианна.
Папаша Гийом не только не проявил никакого сочувствия к этому отчаянию, но, пожалуй, даже выказал при виде его некоторое нетерпение.
Он посмотрел на Марианну.
— Скажи-ка мне, жена, — обратился он к ней.
— Ну, что?
— Ты слышала, что сказал господин мэр?
— Насчет чего?
— Насчет твоего фрикасе, за которым он просил тебя приглядывать.
— Да.
— Ну так вот, жена, он дал тебе хороший совет!
— Но дело в том, что я хотела бы тебе сказать…
— И пирог надо бы уже в печь посадить.
— Ах вот что, понимаю, ты меня прогоняешь.
— Не прогоняю, а просто советую тебе пойти на кухню, чтобы убедиться, прав ли я.
— Хорошо, я ухожу на кухню, ухожу! — произнесла мамаша Ватрен тоном оскорбленного достоинства.
— Смотри-ка, — сказал лесничий, провожая жену взглядом, — оказывается, тебе совсем нетрудно быть любезной, а ты это делаешь так редко!
— Ах, вот как! Я оказываю любезность тем, что ухожу? Очень вежливо говорить такое!
Папаша Гийом подошел к окну, вынул изо рта трубку и принялся что-то насвистывать.
— Ну да, очень мило делать такое! — не унималась мамаша Ватрен. — Ишь, высвистывает сигнал «вижу»!
