Она рассмеялась, потом взвизгнула:
— Можешь считать, что так.
Невольно представилось, как я щекочу ее во время разговора, мне случалось так поступать. Я постарался забыть про ревность. В конце концов, у меня есть Жанетт.
Впрочем, не время было сообщать об этом Соне.
— Значит, у тебя все в порядке? — спросил я.
После еще более долгой паузы я услышал:
— Может быть, и лучше, чем просто в порядке.
— Что ты хочешь этим сказать?
— То, что он действительно очень добр ко мне.
— А я с тобой не добр?
В голосе ее проступило легкое раздражение:
— Конечно же, добр. Но… он не придирается ко мне, как ты.
— О чем ты? — спросил я. — Я тоже не пилю тебя… или я ошибаюсь?
— Майкл, когда ты последний раз говорил, что я не ставлю туфли на место?
— Разве это придирка?
— Да. Еще ты вечно пристаешь, чтобы, выходя, я не забывала надеть пальто, и твердишь, чтобы я не захлопывала на замок дверцы в машине, не проверив, где ключ…
— Я же напоминаю тебе об этом лишь потому, что если я не скажу, ты непременно об этом забудешь.
— Ну и что? Ключи мои… черт побери, и машина тоже!
— И я еще должен все это… погоди минуточку. Я позвонил не для того, чтобы пререкаться из-за ключей. Я хотел узнать, все ли в порядке. Судя по всему — да. И похоже, что лучше мне задержаться здесь подольше.
— Ага, задержись.
— Ну, хорошо. — Я помедлил, ожидая вдохновения, но оно не пришло. — Значит, когда-нибудь увидимся.
— Ага. Пока.
— Пока. — И уже в последнюю секунду я добавил: — Соня, я тебя люблю.
Я ожидал ответа, однако в трубке после гудков и щелчков послышалось лишь ровное гудение.
Жанетт сидела с ногами в кресле и читала «Принца и нищего».
— Может, у нее месячные, — объявила она, когда я пересказал весь разговор.
— А почему тогда он ее не раздражает? — спросил я.
— М-м-м, правильно подметил.
— Она сказала, что я придира. Прежде такого не было.
— Прежде она была знакома лишь с одним вариантом твоей личности, не с кем было сравнивать, — ухмыльнулась Жанетт. — Эй, не пыхти. Если она не любит придир, наш-то ей надоест сразу. Ты еще и знать не будешь, а она уже запросится к тебе.
— Может, и так. — Она меня не убедила.
Присев на ручку кресла, я поглядел на верхушки деревьев.
— А, что, если я и вправду придира? — спросил я.
Жанетт пожала плечами:
— Будь им, все лучше, чем эгоистичным самодуром.
— Но Соня этого не говорила.
Закрыв книжку, Жанетт обняла меня:
— Значит, она не понимает, чего лишилась. Ей же хуже.
Отстранившись, я зашагал по комнате.
— Жанетт, она же моя жена. Не могу же я… бросить ее из-за того, что с ней закрутил еще кто-то.
