Ну что ж, теперь на румпеле моя рука, хотя бы на время. Протянув ей золотой брусок, я проговорил:
— Значит, тебе не нравится одежда горничной. Бери. Сходи приоденься.
Следующие несколько дней мы с Жанетт провели как детишки, оставшиеся дома без родителей: исследовали те части дома, где она не бывала, брали из гаража машины, катались по городу, а по ночам наблюдали за звездами с крыши — из обсерватории.
Стоя позади нее, я как раз показывал ей летний Треугольник. Поглядев на небо в направлении моей вытянутой руки, она игриво спросила:
— А ты скажешь своей жене, с кем это ты здесь проводил время?
— Безусловно, — отвечал я. — Мы полностью откровенны друг с другом.
— Совсем-совсем?
— Абсолютно. Я могу сказать ей, что спал с тобой, и это ее ничуть не возмутит.
Она обернулась под моей указующей рукой. Нос ее очутился, наверное, в дюйме от моего, и она спросила:
— А ты действительно намереваешься рассказать ей это?
До сих пор я подтрунивал над нею, но, услышав серьезные нотки, отвечал в том же тоне:
— Не знаю. А надо ли?
— Ну, это зависит от тебя.
Остаток ночи мы разглядывали звезды уже в другом положении. Я ощущал легкое чувство вины; легкое — потому что супружество наше действительно не было строгим; вину же чувствовал лишь потому, что впервые пользовался подобной возможностью. Мне и не нужно было. Соня обнаруживала куда большую наклонность к приключениям и сама частенько приводила домой кого-нибудь третьего, чтобы я мог попробовать остренького.
Я подумал, кому лучше: ей со мною-миллиардером или мне с его служанкой. А потом подумал, что неплохо бы позвонить и выспросить, однако переговоры между измерениями обходятся едва ли не дороже, чем само перемещение…
И туг я обругал себя идиотом. Нашел о чем тревожиться. Или я не миллиардер?
Чтобы связаться, пришлось потратить известное время, необходимое для проверок, задуманных в основном для того, чтобы мальчишки не разорили родителей, обзванивая альтернативных подружек в разных мирах. Когда я сумел убедить телефонную компанию, что и в самом деле намерен оплатить разговор, меня соединили, и я услышал гудок своего домашнего аппарата.
Дзинь.
— Алло?
— Соня?
Пауза.
— Майкл?
— Он самый.
— О, привет. (Я услышал шорох.) Ты оттуда?
— Ага. — Я старался, чтобы, голос мой звучал уверенно, словно бы мне не привыкать к подобным звонкам.
Ее голос тоже казался вполне спокойным.
— Ну и как тебе там?
— Роскошествую, — признался я. — Захотелось проверить, что и тебе не худо.
