Последний Катон | страница 89



Когда я открыла двери дома, мне в нос ударил сильный запах соуса болоньезе. Мой желудок в гневе проснулся и заворчал. В конце маленького, узкого коридорчика высунулась Ферма и улыбнулась мне в знак приветствия, однако на лице у нее мелькнуло беспокойство, которое бросилось мне в глаза.

— Оттавия?.. Сколько дней о тебе ни слуху ни духу! — радостно воскликнула она. — Как хорошо, что ты появилась!

Я подошла понюхать приятный аромат, шедший из кухни.

— Можно мне на ужин немного замечательного соуса, который ты готовишь? — спросила я, снимая жакет по дороге к кухне.

— Это же просто обычные спагетти! — с ложной скромностью возразила она. На самом деле Ферма готовила замечательно.

— Ладно, значит, мне необходима тарелка этих домашних спагетти с болоньезе.

— Не волнуйся, сейчас будем ужинать. Маргерита и Валерия скоро вернутся.

— А куда они пошли? — поинтересовалась я.

Ферма укоризненно взглянула на меня и резко остановилась в нескольких шагах передо мной. Мне показалось, что она с каждым днем все больше седеет, словно седина у нее множится по часам или по минутам.

— Оттавия… Разве ты не помнишь про воскресенье?

Воскресенье, воскресенье… что мы должны были делать в воскресенье?

— Ферма, не заставляй меня думать! — простонала я, на время отказываясь от ужина и направляясь к гостиной. — Что там с воскресеньем?

— Это будет четвертое воскресенье Пасхи! — воскликнула она так, словно настал конец света.

Я окаменела на месте. В воскресенье нужно будет возобновить обеты, а я об этом забыла.

— Боже мой! — с болью прошептала я.

Ферма вышла из гостиной, с горечью покачивая головой. Она не решилась меня ни в чем упрекнуть, зная, что такая ужасная оплошность с моей стороны вызвана этой странной работой, которой я занимаюсь и из-за которой я исчезла из дома и была вдалеке от них и от своей семьи. Но я-то себя упрекнула. Словно всего, что случилось в тот день, было еще мало, Бог наказал меня еще одной провинностью. Понурив голову, в одиночестве, я на время забыла об ужине и отправилась прямо в молельню просить прощения за мой проступок. Дело было не столько в том, что я упустила из виду юридическое продление обета (это была обычная формальность, запланированная на воскресенье), а в том, что я забыла об очень важном моменте, который все годы после принятия обета я переживала с радостью и полнотой. Конечно, я была не совсем обыкновенной монахиней из-за моей необычной работы и особого расположения, которым я пользовалась у ордена, но ничто в моей жизни не имело бы ни малейшего значения, если бы ее оплот и основание, мои отношения с Богом, не стояли бы для меня на первом месте. Поэтому я молилась с болью в сердце и обещала прилагать больше усилий к тому, чтобы быть с Христом, так, чтобы приближающееся продление обета было для меня новым актом отдачи Ему, полным радости и ликования.