Осе прикрепила монету на цепочке рядом с прочими своими висюльками и бросила на нее оценивающий взгляд. Должно быть, она не захотела оставаться в долгу. Неожиданно сдернув шапку, она вывернула ее наизнанку и снова надела на голову, подкладкой наружу.
— Дай поглядеть руку, — сказала она. — Нет, не эту, другую, в которой была монета!
Она осмотрела и ладонь, и тыльную сторону, трижды подняла кверху и, опустив, кивнула.
— Родился в пятницу, — сказала она. — Дело дрянь.
Притянула руку к себе и перекрестила себя ею. Оба сохраняли серьезность.
Когда она поднялась и зашагала прочь, он крикнул ей вслед:
— Эй, у тебя шапка наизнанку!
— Надобно отмерить семь шагов, — сказала она. Остановилась, поправила шапку и пошла дальше…
Пора было на обед, и он повернул обратно. Он шел, помахивая тростью, и разговаривал сам с собой. Он мог бы спросить Осе, что она прочла по его руке, он мог бы узнать свою судьбу, узнать, что с ним станется, когда придут деньги. Чепуха… она, похоже, знала не больше его самого. Вот только что она сплюнула на пороге…
Он нагнал нескольких человек, возвращавшихся домой с крещения в Сегельфоссе. Среди них был и лавочник, которого Август знал по карточному столу, он забавно описал это священнодействие:
— Монс-Карина зашла в воду, жуя табак, не удержалась и плюнула, ха-ха, плюнула в крестильную воду! Ее чуть не прогнали. Но потом креститель все же смилостивился, отвел ее чуть повыше по течению и окрестил. Вот такой приключился казус!
— Как насчет того, чтоб перекинуться в картишки после обеда? — спросил Август.
— Нет, — ответил лавочник.
— Нет?
— Я сегодня к картам не прикасаюсь.
Август был задет.
— Вольному воля! — пробормотал он.
Но он не все еще разузнал, что хотел, и, выждав некоторое время, напрямую спросил:
— А у Тобиаса из Южного селения кто-нибудь крестился?
— У Тобиаса? Нет.
— Я-то думал, раз у них проживает евангелист… К ним сегодня приходила цыганка и сплюнула на пороге их нового дома, поэтому оно, может, было бы и неплохо, если бы он крестился.
— Да это, наверно, Осе. Вот чертовка! Вечно она ходит и сплевывает у порога и насылает на людей всяческие напасти.
— А Корнелия? — спросил Август. — Она что, тоже не крестилась?
— Нет… Нет, сегодня нас было всего четверо.
Август остановился и возопил:
— Как, и ты?!
Лавочник кивнул:
— Ну да!
— Какого лешего… зачем же ты это сделал?
— Зачем человеку креститься? Вот дурацкий вопрос!
Август презрительно скривил губы:
— Ну ты и кощунник! Разве тебя не крестили во имя Святой Троицы? Нет, ничего ужаснее я не слыхал!
