Пастор:
— Да, но человек!..
— А что в человеке такого уж и прекрасного? Ей-богу, нам лучше спрятаться. Человек просто-напросто омерзителен: длинные, толстые, неуклюжие конечности, кое-где волосы, а так кости да мясо, груда материалов, из которых природа взяла и произвольно вылепила гротескное существо. Если взглянуть объективно, какая ж тут эстетика, что в нем красивого?
— А вот фру Лунд красивая! — громогласно восклицает аптекарь Хольм.
На какой-то миг воцаряется тишина, после чего гостиная оглашается дружным смехом: «Ну вы, аптекарь, и скажете!» Сама фру Лунд не знает, куда деваться от смущения, а пасторша краснеет.
Доктор продолжает:
— Посмотрите на птицу, на обыкновенную сороку: прелестное существо, у нее такие грациозные очертания, перья отливают блеском всевозможных металлов. Или посмотрите на цветок, все равно какой: это же чудо от корня и до самого верху. Но человек?..
— Вы все это сочинили специально, чтобы блеснуть остротой своего ума, — бесстрашно заявляет пастор.
Тут снова подает голос супруга адвоката:
— Человек, сотворенный по образу Божию!
Доктор, уже более покладисто:
— Возможно, я слишком грубо выразился. Но у одра больных и умирающих я навидался такого, что, начни я рассказывать, вы бы зажали нос. Привести вам пример? Однажды мне надо было побрить покойника, а поскольку умер близкий мне человек, то я не хотел прибегать к посторонней помощи. При жизни он имел, что называется, презентабельную наружность, но сейчас он был далеко не презентабелен. Намылил я его и принялся брить, обычно он ходил гладко выбритый, так что мне предстояла большая работа. Щеки я побрил запросто, а вот участок над верхней губой пришлось буквально пропалывать, а покойник смеялся. Я не преувеличиваю, бритвенный нож то и дело застревал, и покойник смеялся, это происходило оттого, что кожа под лезвием растягивалась — и снова стягивалась. Ну, разделался я с этим местом, осталось самое трудное, горло с адамовым яблоком. Для того, кто не привык, это самое что ни на есть неудобное и неестественное положение — стоять изогнувшись да еще ни на что не облокотясь. Я, должно быть, взял и оперся на него пальцами, всего на какой-то миг, но этого было достаточно, грудная клетка опала, и покойный сделал глубокий выдох. Боже мой, какой же в лицо мне ударил смрад! В обморок я упасть не упал, просто шлепнулся на стоящий позади стул. Запах был убийственный, этакое адское зловоние трудно себе даже вообразить.
