Мальчики заволновались — все они уже знали о положении Фили и почти все любили и жалели его.
В последнее время Филя вел себя странно: с вызывающим видом заявлял о том, что он незаконнорожденный сын графа Зубова и крепостной девки (он так и говорил «крепостной девки»), утверждал, что сам уйдет из пансиона, мечтал уехать из России. Он стал болезненно самолюбив и обижался по всякому поводу.
Когда Филю позвали, Федя и Миша, как самые близкие друзья, поднялись и пошли за ним.
У двери прихожей они остановились — здесь были отчетливо слышны голоса Фили и его гостьи.
Вначале разговор между ними был отрывистым и перемежался длительными паузами. Потом голос Фили стал громче и почти не умолкал.
— Что это вы? — говорил он пренебрежительно и безжалостно. — Французская булка! Да нам здесь каждый день дают к чаю по целой французской будке! И вообще пища у нас хорошая!
Мальчики поняли, что мальчик обиделся на немудренный гостинец.
— А я, сыночек, в простоте подумала: «Может, их там, в школе-то, худо кормят», — робко и заискивающе отвечала женщина. — Не взыщи, родной.
— И Августе Францевне обидно будет…
— Не примешь, что ли? А может, скушаешь?
— Ну, пожалуй, оставьте, — смилостивился Филя.
— Знаешь, голубчик, я приехала тебе сказать, — проговорила женщина, — ты уж не взыщи… на той неделе возьму тебя из пансиона.
— Что вы? — воскликнул Филя в странном волнении. — Да как же можно? Ведь мы же скоро кончаем! Спросите товарищей — я почти первым иду!
— Что ж поделаешь, голубчик… Мне и самой горько, да ничего не поделаешь. Вот и Леонтий Иванович больше не хочет держать тебя вместе с благородными детьми.
Филя немного помолчал, видимо совершенно сраженный.
— Но как же… университет? — проговорил он жалобно. Фанфаронство разом соскочило с него. — Ведь я же так мечтал… Вместе с братьями Достоевскими…
— Какой уж там университет!
— А… куда же меня?
— Да куда ж теперь? Чай сам понимаешь…
— В деревню?
— Куда ж боле-то?
— И что ж я там буду делать?
— Что все делают, то и ты будешь.
— А может быть… Может быть, мне можно… в гимназию? Вот и товарищ у меня в гимназии… Умнов Ваня…
— Да кто же за тебя платить-то будет? Ведь у меня же копейки за душой не осталось. К тебе добиралась — где пешком, где добрые люди подвезли.
— Лучше я в городе работать буду. Я могу учителем быть. Ваня мне уроки найдет.
— Что же это ты, дружок мой, или не понимаешь? Ведь ты же не вольный, а крепостной, и графовы наследники требуют тебя. Ах, голубчик, ты мой, кабы только они над тобой не измывались…
