Белинскому Гоголь ответил вскоре после опубликования письма: «Статью вашу в «Современнике» прочел. В ней слышен голос человека, на меня рассердившегося. Как получилось, что на меня рассердились все до единого в России? Я думал, в книге зародыш примирения, а не раздора… Вы применяете слова, чтобы унизить меня и осмеять. Все это вынесет душа моя, хоть не без боли и потрясения. Но мне тяжело, очень тяжело. Я вас считал за доброго человека. Книга нанесла мне поражение, но на то Божья воля».
Весь 1847 год Гоголь находился в подавленном состоянии духа. «Душа моя уныла, – писал он из Франкфурта Аксакову, – отношения стали тяжелы со всеми друзьями и с теми, кто, не узнав меня, поспешил подружиться со мной. Как я не сошел с ума от бестолковщины?.. Сердце мое разбито и деятельность отнялась. Тяжело оказаться в вихре недоразумений. Мне следует отказаться от пера и от всего удалиться».
10 августа 1847 года он пишет новое письмо Белинскому: «Душа моя изнемогла, все во мне потрясено. Но может быть, в ваших словах и есть доля правды».
Несмотря на беспощадную критику его книги, Гоголь продолжает придерживаться своего собственного взгляда. 28 апреля 1847 года он пишет друзьям: «Появление книги есть для меня слишком важный шаг, в ней видно, в какой степени находится душевное состояние человека. Жаль, что в книгу не попали мои письма к государственным людям. Иначе меня разбранили бы еще больше. Чтобы обнаружить многое внутри России, я выпустил заносчивую книгу, которая заставила встрепенуться всех. Русского человека пока не рассердишь – говорить не заставишь». Он хотел шутливостью сгладить невыгодное впечатление от книги.
Князь Вяземский решил смягчить резкость обвинений в адрес Гоголя. «Все эти глашатаи, которые шли около него или за ним, своими хвалебными восклицаниями озарили в его глазах опасность и ложность избранного пути, – писал он. – С благородной решимостью и откровенностью он круто свернул с избранного пути и спиной обратился к поклонникам. Перелом был нужен, но может быть, не такой внезапный и крутой. На его душу обратились все грехи, коими означены последние годы нашего литературного падения».
В ответе Вяземскому Гоголь пишет: «Тронут соучастием, хоть вы слишком сурово отозвались о некоторых моих нападателях, особенно тех, кто прежде меня восхвалял. Но мне кажется, мы действуем не против “нечистой силы”, подталкивающей нас на грехи и заблуждения, а против самих людей, которых подталкивает “нечистая сила” на грехи». До самого конца 1847 года Гоголь объясняется в письмах с читателями по поводу своей книги.
