Вот они и сделали, что хотели. Спешно указ написали: «Человек – не птица, крыльев имать не может, а коли кто выдумку бесовскую к рукам приставит, то противу естества творит. И за сие содружество с нечистой силой отрубить выдумщику Никите Лупатову все члены и голову. Тело бросить свиньям на съеденье, а бесовские крылья после священной литургии сжечь».
И наутро, когда царь отбыл встречать разбитую армию и собирать новое ополчение, из Никитки обрубок сотворили, руки и ноги под корень отсёкши. Приволокли это кровавое тулово к Распятской церкви, где секирой снесли ему голову. И голова, говорят, ещё долго открывала губы, силясь что-то сказать, но слова не шли изо рта – один громкий кровавый пузырчатый шип выдувался… Ныне он бы этого не допустил, погнал бы владыку с причтом прочь, а тогда – нет, струсил… Башку в песок сунул…
Ещё раз перекрестился истовым крестом. Что ж, Никитка… Что было – того не воротить, чего уж теперь об этом думать? На Страшном суде сочтёмся. Там не ты один мне предъявы выкатывать будешь. Знаю – за всё разом отвечать придётся. Готов! Куда деться? Со Страшного суда не сбежать, да и некуда будет…
Под утро разбудил настырный шёпот:
«Иди смотри шишигу!»
Ужасом осадило нутро:
«Шишигу? Нет, не пойду! Страшно, зачем?» – ответил мысленно и смиренно.
Но шёпот не остывал, горячей струёй обжигал, был похож на голос Никитки:
«Иди, иди! Он жив, он ждёт!»
«Нет, нет! Он не жив! Я шевелил его мёртвые члены, голову… У него сердце дыряво!»
Шёпот настаивал, веско и резко:
«Он жив, ждёт важное тебе сказать!»
«Что может сказать мёртвый лешак, дикий зверь, авдошка?»
Но горячий шёпот вился вкруг, облетал голову, влезал в другое ухо:
«Он не зверь, он человек! Такие жили на земле прежде людей! Иди скорее, не то поздно будет!»
Наконец, измученный этими приказами, откинул перину, прямо на ночную рубаху напялил безрукавку, сверху тулуп, обмотал ноги пуховыми онучами до колен, кинул в сапог нож, в корманец – кастет, тихо проскользнул в дверь на лестницу, где сидели сонные стрельцы. Сказал одному:
– Нечай, иди со мной! Светоч бери!
Молодой парень, вынув из кольца факел и подхватив палаш, заспешил следом.
Почти бегом по холоду перебежали в пустку, куда днём были загнаны сани с ящиком. У ворот дремал охранник. При виде царя вскочил, опрокинув табурет-разножку.
– Был тут кто? Нет? А ну, отпирай!
Стрелец, со сна и страха не попадая ключом в скважину, с горем пополам открыл замок, распахнул дверь. Ему велено было оставаться у входа и никого не пускать.
