По сути это была маленькая отдельная квартира с ванной и туалетом, только крошечная. Но рабочему неженатому парню больше и не нужно! Я тут же навел порядок: побелил потолок, наклеил новые обои, покрасил пол. В ванной заменил старый кран новым. Повесил люстру. Купил в мебельном магазине раскладной диван, кресло и журнальный столик. Купил красивые шторы с подсолнухами. И обо мне побежал слух по общежитию, что я серьезный человек с твердыми принципами, а не легкомысленный малый. Ведь я, кроме того, не устраивал попоек. То есть я не тратил заработанные деньги на ерунду – на спиртное и на хмельные разговоры за столом и сомнительный авторитет устроителя застолий. Я, как и мой папаша, носил костюм с галстуком и безупречно начищенную обувь. Дамы любовались моей аккуратной прической и не верили, что я холостой.
В нашем общежитии жили преимущественно рабочие. Кто-то имел семью, кто-то был одинок. Попадались и молодые инженеры, специалисты, хорошо образованные ребята. За плечами у них был институт или университет. С ними было интересно поспорить о чем-нибудь и в споре найти истину. Они спрашивали, почему я не иду учиться, не стремлюсь получить высшее образование. У них было ошибочное мнение насчет жизни – будто только с дипломом инженера или специалиста можно прилично жить. Я говорил им: «Это чепуха. Я – рабочий, и я своими руками обеспечу себе достойную жизнь». Я работал на экскаваторе, рыл промышленные траншеи, котлованы. Мне нравилась эта работа, так как я тут же, не сходя с места, мог видеть ее результат. Работал я в спецовке, в грубых башмаках, а после работы, как и мой папаша, надевал белую рубашку, галстук, спрыскивался одеколоном. Ногти я всегда содержал в чистоте. И мне стали говорить: «На вас приятно посмотреть!»
Конечно, люди меня окружали разные, и по уму, и по возрасту. Некоторые были уже зрелые, их дети ходили в школу. Привычки у таких людей уже сложились и что-либо менять они не хотели. Иные одевались неряшливо, с безразличием к внешнему виду. А иные неряшливо себя вели – бросали под ноги мусор, плевали, швыряли окурки. Но я не делал им замечания, а говорил о нашей стране. «Вот мы – рабочие, – говорил я. – И во всем мире думают, что рабочий – это грубый человек, измотанный трудом, отмахнувшийся от культуры. Но только не у нас в СССР. Верно? Мы, советские трудовые люди, и работаем хорошо, и отдыхаем хорошо, и одеваемся не как попало и не во что придется. И страну свою уважаем. Не мусорим, не сквернословим. Потому что у нас достоинства не на копейку!» Это были слова моего папаши, и они очень часто действовали. Но бывали и исключения.
