Хорошо и плохо было жить в СССР. Книга первая | страница 49
Каждую неделю к нему приходили дружки и устраивали застолья. Бывало, собиралась компания до десяти человек. Они орали, били посуду, играли на гитаре и безостановочно пили спиртное. Мы страдали от шума и задыхались от табачного дыма. Но никто ничего не мог поделать. Все мы боялись дяди Степы и его дружков. Мама обратилась к нашему участковому, лейтенанту милиции, и он пришел и сказал дяде Степе, что если попойки и прочие нарушения не закончатся, всю компанию привлекут к ответственности. В тот же вечер дядя Степа сказал маме: «Если меня привлекут, я тебя порежу. Потому что я обид не прощаю. Это раньше я был легкомысленный, а теперь – нет. Поэтому и сыночка твоего старшего тоже не забуду».
Мама испугалась и больше к участковому не обращалась.
Покой и тишина вернулись в нашу квартиру через полгода, когда дядя Степа угодил в больницу с язвой желудка. В больнице он лежал три недели, потом выписался, созвал дружков, они сели пировать, а через три дня он снова угодил в больницу. И в этот раз ему сделали операцию. Взяли и удалили почти весь желудок. Дядя Степа сильно похудел, осунулся, стал угрюмый и мрачный, веселиться ему уже не хотелось. Врачи разрешили ему пить только слабый чай, наказали есть только кашу и протертую, полужидкую пищу. От такой жизни дядя Степа сделался злой, как черт. И как-то раз, когда к нему пришел в гости какой-то его приятель, он этого приятеля чем-то обидел, что-то сказал ему грубое или резкое. Вышла ужасная ссора. Приятель дяди Степы выскочил в коридор и крикнул оттуда: «Теперь ходи и оглядывайся, Степик! И помни, твой должок растет теперь с каждым днем!» Это происшествие имело неожиданное последствие: дядя Степа исчез. Собрал чемодан, вышел из квартиры, и больше мы его не видели.
В тот же год тетя Оля похоронила свою бабулю, которая жила у нее в комнате, стала почти каждый день покупать крепленое вино и спилась. Ее выгнали с завода. Она устроилась уборщицей, но и из уборщиц ее тоже выгнали. Тогда она нанялась на овощную базу сортировщицей. И в конце концов оказалась не городской свалке, поступила на должность сторожа. Вся ее жизнь была несчастливой и совершенно неудачной. Тетя Оля говорила об этом всякий раз, принимаясь за вино. «Вот какая моя жизнь проклятая! – восклицала она. – И у всех у нас то же самое. Все мы бедные, одинокие, живем во мраке и ужасе».
Провожая меня на службу в армию, мамочка наказала мне после демобилизации не возвращаться в наш город, а поехать на комсомольскую стройку. «Не нужно сюда ехать, сыночек, здесь ужасная дыра, – сказала она. – Лучше мы к тебе приедем, где бы ты ни устроился». И я так и сделал – домой не вернулся.