«Э, нет, так не пойдет, – произнесла она через мгновение. – Не годится твоя работа. Как была грязь, так и осталась. Фикция! Дурачить будешь свою мамулю, а не тетю Олю. Тетю Олю не обманешь. Поэтому снова бери ведро и начинай все сначала. Лей побольше воды, а затем вытирай посуше».
Я мыл коридор, а наши соседки стояли за моей спиной и смотрели на меня. «Хилый у Наташки парнишка, – говорила тетя Алена. – Скорее всего, мужчины из него не получится. Скорее всего, выйдет из него не мужчина, а недоразумение». Тетя Оля и тетя Света с ней соглашались.
И опять оказалось, что я плохо вымыл пол. Работу мою не приняли. Тетя Оля цыкала языком, качала головой. Назвала меня безруким и сказала, что завтра моими друзьями снова станут ведро и тряпка. Я вернулся в нашу комнату и бросился разглядывать руки. Ладони и пальцы были в занозах, мне было больно, но я думал о последних словах тети Светы: «Будешь плохо работать, заставим твою мамочку переделывать. Вот будет ей радость, когда она приедет!» Эти слова ударили меня в самое сердце. И на следующий день я старался, как мог. Выбивался из сил. В минуту отчаянья садился прямо на пол, в лужу. Грязными, мокрыми руками вытирал вспотевший лоб.
Три дня подряд я мыл полы в нашей коммунальной квартире, в самых грязных местах – в кухне, в ванной-туалете, в коридоре. Мыл один раз, потом всегда мыл второй и третий. Тараканы бросались от меня врассыпную, не привыкшие к такому грубому вмешательству.
Тетя Оля, тетя Света и тетя Алена работали на одном предприятии и потому уходили из дому и приходили вместе. Неразлучная компания. И поскольку их рабочий день длился не восемь, а двенадцать часов, то трудились они не пять дней в неделю, а два через два. Два дня работали, два – отдыхали. Но лучше бы только они проверяли мою работу, чем их бабули, которые стояли надо мной в их отсутствие. Эти недобрые старые дамы были еще придирчивее и ворчливее. От них пахло лекарствами и едкими мазями, и когда им хотелось показать, что пол в таком-то месте следует перемыть, они швыряли туда старый башмак. Это было хуже цыканья тети Оли и насмешек тети Алены.
Я не любил этих бабуль, так как они ни разу не сказали мне доброго слова. Они никогда не улыбались. Они только стонали, ворчали, шипели, а когда ели, скрипели челюстями. Жевали они некрасиво, и пили некрасиво, и ходили, тяжело раскачиваясь из стороны в сторону. Сейчас я понимаю, что у них имелась причина быть недобрыми. Вероятно, у каждой из них сложилась трудная жизнь. Судьба, видно, не одарила их радостями, и оттого-то они и стали больными и недобрыми. Но маленьким мальчиком и подростком я страшился этих старых дам и старался не находиться рядом с ними.
