Все мы, советские женщины, совершая покупки, испытываем лишь облегчение. Разве может принести удовольствие стояние в очереди? Сегодня это занятие отняло у меня больше часа времени. Так происходит почти каждый день. На улице скоро начнет темнеть. Я иду домой, сворачиваю во двор, и меня охватывает страх, я боюсь угодить в яму с водой или наскочить на осколок бутылки или на какую-нибудь железяку. Осколки стекла и железяки появляются в нашем дворе ежедневно в те часы, когда младшие школьники возвращаются после уроков домой и высыпают на улицу.
Дворовые мальчишки от скуки и из-за озорного любопытства забираются в мусоросборник, чтобы копошиться там, как мыши. Они вытаскивают на свет все что ни попадя, разводят костер и с визгом и воплями бросают в него кучи добытого хлама. Едкий дым застилает наш двор, пока кто-нибудь из мужчин не выскочит с проклятиями из подъезда и не заставит мальчишек затушить костер и засыпать его снегом. Но когда младшим школьникам лень разводить костер, они играют в «войну», вот тогда-то остервенело разбиваются найденные бутылки и вообще все стеклянное, швыряются осколки, железяки и пустые консервные банки. Все это, прячась под снегом, может поцарапать и разорвать обувь, или, хуже того, пробить подошву и впиться в ступню. Поэтому я тщательно смотрю под ноги. Вижу разбитые бутылки и огибаю их. Как, наверное, любой другой жительнице нашего двора мне приходилось ругать мальчиков, таскающих хлам из мусоросборника, хватать кого-нибудь из них за руку и кричать, указывая на острый осколок бутылки: «Погляди хорошенько! Разве, по-твоему, это нормально, когда такая штука валяется под ногами? А если ты сам наступишь и поранишься? А если твоя мама или сестра наступят и покалечатся?» Однако в нашем дворе ничего не меняется. И это объяснимо: советским школьникам, как и нам, советским взрослым людям, ничего не стоит сразу и с легкостью согласиться поступать правильно и по совести, но затем они будут действовать по собственному разумению.
Школьники всегда виновато улыбаются, опускают глаза, бормочут «я не больше не буду», но это ровным счетом ничего не значит. Разговоры с мальчишками на улице бессмысленны. Они эгоистичны и коварны. Нужно вести любого из них к нему домой, к отцу и матери, и там кричать и топать ногами. Лишь это напугает школьника и заставит его на несколько дней забыть о мусоросборнике, битье стекла и швырянию железяк. Но потом страхи забудутся, и все начнется сначала. Сегодня они не жгут костер, а играют в «войну». Бутылки уже найдены и разбиты. Раскурочено и разорвано выброшенное старое кресло. Разломаны какие-то ящики. Растерзан и растаскан по двору еще какой-то хлам. Мальчишки взбегают по лестнице мусоросборника и оттуда с криками падают в рыхлый, тающий сугроб, изображая убитых. Они промокшие и испачканные, но это их лучший способ проводить время. Через несколько лет, превратившись в подростков, они забудут о мусоросборнике, уступив его тем ребятишкам, которые сейчас еще не ходят в школу. Уже никакой хлам не привлечет их внимание. Они будут торчать в подъезде на лестнице, курить, плевать, рисовать на стенах и пачкать потолки, ну и, конечно, бренчать на гитаре.
