Домработницы смотрели на нас враждебно, с ревностью и все время шипели: «Ни к чему не прикасаться!» Одна из них была настолько недовольна нашим присутствием, что сокрушалась нарочно очень громко, чтобы мы слышали: «Ах, знала бы я, что нужно возиться со шторами, позвонила бы своим – Тане, Свете, Наташе, они бы сразу примчались! Зачем было звать чужих, да еще каких-то замухрышек!» Разумеется, она говорила это в отсутствие хозяев дома. Дочка дала нам работу и куда-то ушла. Мы стояли возле окна вокруг другого, круглого, стола и подшивали края ткани. Ткань была очень красивая и дорогая. Прежних штор, которые оказались якобы слишком яркими, мы так и не увидели. Когда мы только закончили работу и повесили шторы, в доме вдруг забегали люди. Затем распахнулась дверь, быстро вошли двое мужчин, один из них шагнул в залу и велел: «А ну, брысь отсюда! Вас потом позовут». Домработницы послушно удалились, а мы замешкались и тут же услышали: «А вы кто такие? Кто пустил? Не-е по-о-нял, откуда вы взялись?» Мы так сильно растерялись, что не смогли ничего не ответить. Нас выручила появившаяся хозяйка: «В чем дело? Это мои работницы. Они уже закончили». Затем нас проводили в маленькую хозяйственную комнату. И когда мы покидали залу, мы слышали за спиной суету – в дом приехал сам хозяин, партийный начальник. Мы слышали, как дочка побежала к отцу и стала что-то весело ему говорить. Нижний этаж наполнился людским шумом. Всюду раздавались шаги. То были помощники партийного начальника. Один из них заглянул в нашу хозяйственную комнату и велел до распоряжения не покидать ее. Мы сидели в ней, как кролики в ящике. Домработницы, очевидно, находились в другой комнате. Потом пришла дочка и проводила нас на задний двор, а оттуда – за ограду, где ждал тот же автомобиль, на котором мы приехали. Мы хорошо справились со своей работой, все сделали быстро и правильно, и нас наградили: вручили коробку с импортной едой. В картонной коробке из-под коньяка мы нашли два батона сыровяленой колбасы, две банки джема, банку растворимого кофе, две баночки мясного паштета, галеты и конфеты. Мы были счастливы. Счастливы! Шофер повез нас домой, но добираться все-таки нам пришлось на автобусе. Потому что, едва выехав на шоссе, водитель «Волги», который прежде не произнес ни слова, вдруг сказал: «Ничего не пойму: едете и хоть бы кто заикнулся об оплате! Бесплатно не повезу – не на того напали. Давайте сюда батон колбасы, тогда и поедем». Мы, девушки, смутились, но мама моей школьной подруги категорически отказалась делиться тем, что мы заработали. Тогда водитель бросил нас на дороге. Полчаса мы добирались до ближайшей остановки, и еще час ждали автобус, зато когда вернулись домой, устроили пир. Каждая из нас была ошарашена. А уж мы с заводской подругой, никогда не видавшие импортной еды и роскошной обстановки, были просто-таки оглушены. Мы пили растворимый кофе, чашку за чашкой, без устали ели колбасу, джем и паштет, и без конца вспоминали то, что пережили. Всех нас, разумеется, ошеломил уровень жизни партийного начальника и его семьи. Огромный дом в европейском стиле. Перед домом – просторная лужайка. Семья держит прислугу, и нанятые люди ревнуют и готовы кинуться на чужаков, чтобы защитить свое место. Самого хозяина дома мы не видели, и я до сих пор не знаю, кто это был. Его помощники – верные и злые псы, только ошейников не хватает. Добряком никого не назовешь. В каждом, кто ниже их по рангу, они уже решительно не видят людей. Мы для них жирные нули. Но разве мы остались недовольны? О, мы не придали этому почти никакого значения, о возмущении не могло быть и речи. Мы гордились случившимся и в любую минуту хотели бы его вернуть, пережить еще раз. Ведь как самые обычные люди, мы желали себе хорошей жизни, а она для нас, как для всех и всегда, заключалась лишь в бытовых радостях и материальном благополучии.
