Гротов вылил остатки вина в горло и лихо отшвырнул бутылку.
Миша Палкин, улыбаясь, глядел в даль.
– Бутылку белой разом выпиваешь? – спросил вдруг Гротов. – Не отрываясь?
На лице Миши Палкина щелкнула улыбка.
– Ну выпиваю, тебе-то что?
– А кто это видел? Ты, малый?
Гротов поглядел на Ярослава.
– Значит, никто не видел… А если так, то, значит, не пил. Не приходилось…
Он еще минуту ждал ответа и закричал:
– Ах вот как обернулось! А говорили, богатырь! Срезался на ерунде! Детский сад! Моя бабка любила слово «околесица»… Если это кино, пусть остановят картину… Каплинский, куда ты меня привел? Клевета на СССР! Как пережить такой позор?..
Гротов кривлялся и кричал, как на ярмарке.
Миша Палкин скривился, но ничего не делал.
– Нет, это скучно, неинтересно! – кричал Гротов. – Скажи мне, Каплинский, зачем людей одурачивать? Где тут богатырь? Сто килограммов детских сосок! Разочарование!
Каплинский вскочил, сунул руки за спину и стал ходить, как цапля.
– Не ожидал, Миша, – повторял он. – Ну и ну.
Миша Палкин трогал затылок.
– Да было несколько раз, – сказал он. – Кажется, два. Не помню. Что я буду свистеть об этом? Выпил бутылку – выбросил.
– А кто это видел? – завопил Гротов. – Я спрошу, проверю. Если надо, на полюс поеду, на экватор. Нырну в глубины океана. Так кто же свидетель? Кто?
– Как кто? Сева Носов, Никита. Другие бродяги.
– Первые два не в счет, – сказал Каплинский.
– Так я и знал! – заорал Гротов. – Ни одного свидетеля!
Он был счастлив, что Миша Палкин растерян. Лицо его изменилось. Оно выражало теперь строгость и бессердечность.
– Мне говорили, что тут о человеке великая слава идет, – сказал Гротов. – А у парнишки просто разыгралось воображение!
Миша Палкин никогда не слышал о себе и четверти сказанного.
Он поднялся, и струи песка бросились бежать с его одежды.
– А ну, иди сюда, дядя, – сказал он Гротову. – Ты говорил много, да все без толку. А теперь я скажу. Проснешься на столе в больнице.
Гротов вдруг усмехнулся.
– Значит, это правда, – сказал он. – Если злишься – не такой уж ты и сильный. Не выпьешь бутылку водки в одно дыхание.
– Да говорю, что выпью. Только тебе-то что?
– А то, что я не верю. И везде буду это говорить. Не могу таить в себе ужасные подозрения. Ведь что твоя слава? Она, как пиджак из бумаги – чепуха. Пока не предъявишь доказательства.
– Будет настроение – предъявлю. Но тебе после этого лучше утопиться.
– Утоплюсь, Миша. В нашей насквозь спортивной стране уважают чемпионов.
