— Правильно понимаешь, Терентий Фомич,— подтвердил Набатов.— Не спорь, Семен Александрович, Ты сказал: это хорошо. Хорошего тут только то, что мы теперь знаем позицию главка и, как говорится,, игра пойдет в открытую.
— Позиция главка определится после техсовета,— возразил Перевалов.
— Нет,— резко сказал Набатов.— Это для… излишне доверчивых. Обрати внимание на сроки. Техсовет назначен на конец ноября. Где ноябрь, там и декабрь. Когда же мы готовиться к перекрытию будем, если выполним указание ждать до техсовета?
— Тогда мне непонятна политика главка.
— Все понятно. В главке ждут решения о консервации стройки, а мы врезаемся, со своим зимним перекрытием.
— Ну и запретили бы сразу!
— А если решения о консервации не будет? В главке люди умные… и любят всегда быть правыми.
— Вот такая, Семен Александрович, механика,— назидательно сказал Швидко.
Все трое помолчали. Перевалов еще раз перечитал телеграмму, подумал и спросил:
— Как будем решать, Кузьма Сергеевич?
— Решение одно,— ответил Набатов.— Отпразднуем Октябрьскую и… сразу же начнем рубить ряжи.
Перевалов и Швидко ушли.
Набатов сидел за столом усталый и мрачный. При людях он сдерживался. Тревоги и сомнения пусть останутся при нем, с товарищами он разделит только уверенность в успехе начатого дела. Но сам он, головой отвечающий за дело, может тревожиться и сомневаться, больше того — он не имеет права быть самоуверенно спокойным.
Принятое сегодня решение — прыжок в неизвестность.
Рабочий день давно закончился. Тихо в коридорах и кабинетах управления строительства. Наверное, во всем здании сейчас только он, Набатов, вахтер у дверей да телефонистка на коммутаторе.
Пора домой. Думать можно и дома…
Кто-то тихо постучал в дверь. Или это просто послышалось? Стук повторился, такой же неуверенный и робкий.
— Войдите.
На пороге остановился высокий ссутулившийся человек. Шапку он держал в руках.
Набатов потянулся к выключателю. От ударившего в глаза света человек зажмурился.
Пока он стоял молча, Набатов разглядел посетителя и понял, что счастье давно отвернулось от него. Не только рваный ватник, стоптанные опорки на ногах и заношенная, облезлая шапка говорили об этом — стоптанным и заношенным было лицо человека, отекшее, землистого цвета, с глубокими рубцами морщин. Свалявшиеся серые волосы свисали на лоб, увеличенный глубокими залысинами. Широко расставленные светлые глаза опухли и слезились.
— У вас ко мне дело? — спросил Набатов.
— Я вас давно жду,— тихо и как будто с упреком сказал человек.
