Мужчина выругался и захохотал:
— Эй, люди, работник пришел! Нет, вы только поглядите на этого трудягу! — кричал он, до боли тыча пальцем в ребра Юсэка. И вдруг закашлял долго и хрипло, повалившись на топчан.
Юсэк увидел на голой спине мужчины пузыри от ожогов, руки его тоже были в волдырях. Он попятился к двери и, не помня себя, выскочил из этого страшного дома.
Дом Хвана с его толстыми каменными стенами и узкими зарешеченными окнами как нельзя лучше подходил для жандармского управления.
Юсэка провели в сырую комнату, посреди которой стоял одинокий топчан, вероятно оставленный бывшим владельцем прачечной. Узкое окно было наполовину заложено кирпичами. На цементном полу валялись окурки, какие-то куски материи, пуговицы, видны были следы крови. «Неужели они узнали о моих планах? Ведь дядя Хон говорил, что сейчас хватают в тюрьму только за одно упоминание о России». Утром следующего дня к Юсэку вошел Санчир.
— Ну как спалось на новом месте? — спросил он, ухмыляясь.
— Чудесно, — ответил Юсэк. — Первый раз приходится спать на таком почетном месте. Но, пожалуй, на ондоле лучше.
— Жестко, наверное? — Санчир демонстративно постучал кулаком по топчану.
Юсэк присел, почесал под ребрами:
— Только вот не пойму, почему топчан голый? Разве можно гостей укладывать на доски? Ондоль и тот застилают соломой.
Санчир хитровато улыбнулся:
— У тебя будут перина, одежда и пища. Все будет, если одумаешься. Ну, а станешь упрямиться — бедный твой отец и ты всю жизнь будете валяться на голом полу. Иди, тебя ждет начальство.
Начальник управления находился в зале, где некогда была моечная. Он сидел в кресле рядом с низеньким столиком, на котором стояли лампа и графин с водой. Это был худой, бледнолицый японец. На нем, как и у большинства его соотечественников, были овальные, в тонкой оправе очки, которые без конца сползали на конец плоского носа. Это, видимо, нервировало его, потому что, поправляя их, он каждый раз кусал свои мясистые губы. Вдруг он поднялся и, высоко задрав голову, очевидно чтобы удержать очки, произнес гортанным голосом:
— Скажите, вы недовольны, что Великая империя опекает вашу Корею?
Юсэк насторожился. Кажется, он об этом никогда не распространялся.
— Доволен, — сказал Юсэк нерешительно. — Отчего быть недовольным?
— Нет, вы неискренни, — сказал японец, нервно поправляя очки.
Юсэк развел руками и как-то глуповато улыбнулся.
— По правде сказать — мне все равно. Хотите — опекайте, хотите — нет. Мне все равно. — Юсэк замолк и вдруг, подталкиваемый какой-то мыслью, спросил: — А что означает — опекать? Это примерно так же, как за моим больным отцом присматривает тетушка Синай?
