Как-то еще с вечера Хэ Пхари побрился, приготовил костюм, а утром, уходя, сказал Эсуги, что идет забирать платье. В доме наступила тишина. Эсуги подошла к многоликому Будде, склонила голову. Небо не хочет понять, как ей трудно. Может, всевидящий отзовется, поможет, посочувствует. Ведь пакетики, хранящиеся в его голове, облегчают недуг матери. Эсуги опустилась на колени, стала просить, чтобы Будда помог разыскать Юсэка. И тотчас за стеной затявкала собака.
Воровато просунув в дверь голову, Юсэк окликнул ее. Эсуги вздрогнула. Она не могла ошибиться: это был его голос! Сложив на груди руки, она стала благодарить Будду и клясться, что отныне будет верить только в него. Обернувшись, она увидела Юсэка. Он стоял растерянный и жалкий. Эсуги сама подошла к нему, сама взяла его руку:
— Просила Будду найти тебя, и он нашел! Почему я раньше не подумала о нем? — Она попыталась улыбнуться. Улыбка получилась грустной.
Заметив это, Юсэк спросил:
— Ты огорчена? Но я не уйду. Я искал тебя все это время. А когда нашел… Ты должна сказать правду: зачем ты живешь в доме богатого господина? — Заметив, как ей трудно ответить на этот вопрос, он не стал допытываться, только решительно сказал: — Мы сейчас же уйдем отсюда! Отец тоже ждет тебя.
Эсуги кивнула головой и засмеялась звонко, совсем по-детски. И сама она в эту минуту была той веселой девочкой, какой ее знал Юсэк.
Они вышли из дому, прошли двор. Возле ворот Эсуги остановилась, отняла руку.
— Я не пойду, — сказала она в страхе. — Нет, я не смею уйти.
— Почему? — спросил Юсэк. — Чего ты боишься?
— Мне страшно оставаться здесь, — сказала Эсуги. — Но уйти я тоже не могу. Если я посмею это сделать — моя омони окажется в тюрьме.
К удивлению Эсуги, эти слова не огорчили — обрадовали Юсэка. Он даже подпрыгнул на месте:
— Значит, мой отец сказал правду! А я такое подумал! Прости меня, что плохо о тебе мог подумать. Простишь?
Эсуги кивнула.
— А потом, — не унимался Юсэк, — потом, когда отработаешь долги, ты вернешься к омони?
— Да, Юсэк, — сказала она неуверенно и, чтобы не расплакаться, хотела убежать в дом.
Но Юсэк удержал ее:
— Ты плачешь, Эсуги? Ты что-то таишь от меня?
— Тебе лучше уйти, — сказала она, тревожно глянув на ворота, — Господин ювелир не любит в своем доме чужих.
— А я не уйду, — сказал Юсэк. — Мне тоже не нравится, что ты живешь здесь… может быть, ты сама этого хочешь?
Увидев гневные глаза Эсуги, он сразу успокоился.
— Я пойду, — сказал он, — не сердись, Эсуги.
