— Как ты оказался в этом доме? В дом янбани не позволено входить ченмин.
Опустившись к отцу, Юсэк стал рассказывать:
— Когда я отвез господина в город, у него не оказалось с собой мелких денег, и он повел меня в дом. Это был богатый господин. У окна стояла девушка в дорогом кимоно. Она повернулась ко мне…
— Возможно, это была другая девушка, очень похожая на Эсуги? — перебил его отец.
— Нет, я не ошибся, — уверенно произнес Юсэк, и голос его дрогнул. — Как я могу не узнать Эсуги…
— Наверное, этот господин и есть ее дядюшка? — Старику хотелось направить мысли Юсэка в другую сторону.
Юноша усмехнулся:
— Вы, конечно, не хотели меня обмануть. Вы сами обмануты.
— Ты что-то напутал, — сердясь произнес отец.
— Да, я ошибся. Между госпожой и женой рикши есть большая разница.
— Вот ты о чем! — воскликнул отец. — Откуда ты взял, что Эсуги мечтает стать госпожой? Ты говорил с нею?
— Нет. Увидев меня, Эсуги не обрадовалась, а почему-то испугалась.
Старик затряс головой:
— Не поверю, чтобы эта юная девушка открыла сердце старому маклеру…
Словно кто-то больно ударил по сгорбившейся спине Юсэка.
Он резко выпрямился и, впившись глазами в отца, который, проговорившись, не мог скрыть смущения, переспросил:
— Вы сказали — маклера? Вы его знаете?
— Да, знаю, — признался отец. — Мать Эсуги много задолжала ему. Вдвоем им легче отработать долги.
— Все это вы знали раньше? — еще больше удивляясь, сказал Юсэк. — Знали и молчали?..
Виновато опустив глаза, старик ответил невесело:
— Мальчик мой, приятно сообщать добрые вести. Я не хотел тебя расстраивать.
В лачуге стало тихо. Тишину нарушила вошедшая тетушка Синай.
— Лепешки получились вкусные.
Юсэк поднялся и быстро вышел на улицу. С разных сторон сюда, к окраине города, сползались тучи. Пройдя вдоль безмолвных лачуг, он выбрался на пустырь. И здесь было душно. Поднявшись на холм, он оказался на кладбище. На какое-то мгновенье ему поверилось, что где-то среди этих одинаковых могил должен быть знакомый холмик, который Юсэк всегда находил без труда. Но чудес не бывает, и он не сможет рассказать о своем горе матери. Здесь нет ее могилы. Как хорошо, что пошел дождь, он словно выплакивал его боль.
В лачугу Юсэк вернулся утром. Отец сидел на циновке, держа в руке остывшую трубку. По всему видать, он не смыкал глаз: лицо было черное и осунувшееся. Молча и осторожно старик пододвинул к нему чашу с лепешками, оставленными соседкой, и запалил свою трубку.
Есть Юсэк не стал.
