– Не бухти, Виенль Марр, все потихоньку бывает. Вот потихоньку и лошадку прикупим, – отвечал ему брат.
– И то верно, не болтал бы, что зря жалиться-то? Все нормально ведь у нас, окромя лошади. А то идешь, под нос себе талдычишь… Вон задыхаешься уже, а путь еще не осилен, – вторила Виенль Маррова жена. – Гляди, свалишься.
– Так я ж не про то, что плохо нам, трудно. Я про уважение… Уважить надо было монаха-то. Лекарь – это не просто кто-то…
– Так уважили, – откликнулась невестка. – Свыше возможности уважить не получится. Разве что на тебя его посадить и до его дома вскачь гнать! А как еще? Что зря бухтеть-то?
– А он нас тоже уважил, – вдруг встрял в разговор получивший до этого подзатыльник мальчонка. – Он нам тоже поклонился, несмотря на то, что мы супротив него голодранцы.
– Да не голодранцы мы! – От возмущения у старшего из братьев топорщатся усы.
– Ох, руки у меня заняты, а то бы и я тебя сейчас уважила! Да еще как, – одергивает сына мать. – Ты смотри, нашел манеру – во взрослые разговоры влезать.
– А чё влезать-то? Дядька говорит, лошадь надо, вы все тоже говорите, что надо. Это, что ли, разговор взрослый?
– Помолчал бы, – пытается урезонить тетка, а сама испуганно показывает ребенку взглядом на покрасневшего от злости мужа. – Вот бросит дядька вязанку и уши-то тебе пообрывает!
– Не твоего ума дело, – зыркает на племянника из-под шапки возмущенный Виенль Марр и, уже обращаясь к брату, добавляет: – Вот воспитываем их, учим, и что? Вот про то я и говорю – уважения мало! А ты прицепился – лошадь да лошадь…
– А чё сразу не моего ума дело-то? – не отстает мальчик. Он нахохлился, услышанные слова только добавляют ему уверенности в собственной правоте и несправедливости полученного подзатыльника.
– А то, – емко отвечает отец, – Ворк Хаггатс Опуни Наар!
– А почему «воспитываем их»? – вдруг задает вопрос юноша, идущий в колонне левее всех.
Все замолкают и косятся в его сторону. Это Касси Лорканир Виенль Марр, вены на его лбу вздулись от натуги – ему тяжело, но показать свою слабость еще тяжелее. Может, потому он и вмешивается в спор позже.
– Кроме Ворка, все вообще молчали. Кто отличился – Ворк. Как обычно. А кому раздача – тоже, как обычно – всем!
И поднимается галдеж недовольной родителями молодежи. Каждому есть что сказать.
Всю оставшуюся дорогу до дому Виенль Марр просчитывает, на чем можно сэкономить за зиму, чтобы к пахоте разжиться кобылой. Расчеты получаются плохо. И, уже не обращая никакого внимания на словесную перепалку вокруг, он время от времени вздыхает:
