Чёрно-белое кино —
Почему же так смешно?
– Мам, а ты не пишешь про Скелетов? – За столом Арс любит задавать нам разные вопросы.
– Нет, не пишу.
– Ну вот и плохо, хоть какая-то была бы польза!
– Мам, а почему нет такого урока – смехатура?
– А зачем?
– Ну а то не все же умеют смеяться. Некоторые так и ходят хмурые всю жизнь. А так – вот захотелось человеку заплакать, а он взял – и засмеялся.
– Ты думаешь, можно этому научить? – спросила я.
– Конечно. Только надо, чтобы приходили смешные люди и смешили. А потом сами дети тоже. Вот если весь класс засмеялся, значит, пять тебе, молодец. А если все мрачные сидят, значит, два, не справился. То есть, нет! Двойки на смехатуре ставить нельзя. Ну как?
– Прекрасно! – сказала я и…
– Чего смеёшься? – спросил Арс.
– Вспомнила про бабушку. Я тебе не рассказывала? Это ещё давно, в деревне было. Вдруг все ночью проснулись от страшного хохота. Повскакали, зажгли свет.
– И что?
– А то, что бабушка в темноте пошла и в открытый подпол упала. Застряла там между бочками и хохочет, остановиться не может. Так и хохотала, пока не вытащили. И потом ещё много раз, когда рассказывала. И все, кто её слушал, тоже. А ведь она нигде этому не училась, понимаешь?
– Понимаю. Ну, значит, она сама способная. А вот у нас Ариадна Васильевна вообще ничего не понимает.
– Как это – вообще?
– Ну, смотри. Она говорит: «Воробьёв, голуба моя, иди к доске». А я представил себе, что Воробьёв – голуба, и как заржу. А она сказала, чтоб я из класса вышел. И так всегда. Мы сидели с Владом в столовой, и он меня смешил. У меня из носа сок апельсиновый полился. Так она меня чуть к завучу не отволокла!
– А что он тебе рассказывал?
– Влад?
– Ну да.
Арс вдруг весь сморщился, скрючился, потом надулся, как лягушка, и из ноздрей у него брызнул в разные стороны бергамотовый чай! Он на секунду зажмурился, а когда разжмурился, то увидел, что мама закрыла лицо рукой и тоже пыжится и смеётся, как девчонка.
– Ты был похож на дракона, – как бы оправдываясь, сказала она.
