Весело шумят под солнцем и дождем по всей Стране Заходящей Луны молодые пышные деревья зинь, но возвышаются над ними то тут, то там огромные, высокие деревья дзен, и когда загнившие деревья зинь падают под ударами меча времени, деревья дзен продолжают давать тень и прохладу…»
А потом была суматошная, веселая и нервная работа в захолустном городке, в маленькой районной газетке. Временами я вспоминал об отце. И как-то незаметно убедил себя в том, что нужно ехать на Кавказ. Для начала в Грозный, есть же там справочная служба. Однако поездка все откладывалась и откладывалась. А потом случилась Перестройка…
И вдруг привычная, уютная жизнь кончилась. Быстро прошла весенняя эйфория перемен, схлынули митинги, витиеватые речи с обновленных трибун, жаркое лето дикого, но озаренного надеждами на лучшее, рынка. И наступила холодная неприглядная осень отрезвления. Горящий Белый дом, нищие по подземным переходам и война в Чечне…
Подмосковье. Военный аэродром. В брюхе огромного Ила камуфляжные люди с оружием, в центре – полевая кухня, закреплённая тросами, тюки, рюкзаки и сумки, ящики… Самолёт, натужно взревев, сделал пологий разворот над аэродромом, и в иллюминаторе показались ряды толстобрюхих Илов, похожих на жирных осенних гусей на краю сентябрьского седоватого от первого инея поля. В кадре двое на соседних чашках жёстких металлических сидений военного «борта» – лет тридцати старший лейтенант внутренних войск и штатский в зелёной с массой карманов куртке – постарше. Облака в иллюминаторе закрыли землю, и двое оторвались от иллюминаторов.
– Журналист? Первый раз в Чечню? – спрашивает военный.
– Да. Нет, – отвечает штатский в зелёной куртке. – В смысле «да» – журналист и «нет» – не первый раз.
– И я – «нет», – он достаёт из огромной серой сумки, стоящей у ног яблоко и фляжку, наливает в колпачок чайного цвета жидкость и подаёт спутнику. – За удачу!
Журналист пьёт, закусывает половинкой яблока, протянутой ему военным, на глаза его набегает слеза. Сразу видно, что человек он не шибко пьющий.
– Знаешь, каждый мужик должен побывать на войне! – вдруг очень убеждённо говорит лейтенант.
– Почему? – откликается журналист, ожидая, что военный заведет разговор о долге, о Родине и патриотизме, скажет привычное «есть такая профессия…»
Но лейтенант сказал:
– Чтобы ценили своих жен. Я там спать ложусь и считаю – еще на один день ближе к жене. Я ее там знаешь, как люблю!.. Ну, вернёшься, пройдет полгода, привыкнешь, как-то все притрется. Но все равно… Кто под пулями вдали от семьи, от жены походил…
