— Я должен буду поставить везде временные кожухи, а иначе за зиму вы прокоптитесь, как ветчина.
Он составил смету, тоже временную, от которой у нас волосы встали дыбом, и, в довершение всего, обратил наше внимание на то, что гроза вырвала ряд шифера, тот самый, который господин Зенон только что заменил.
Кантен был вынужден подписать смету и позвонить господину Зенону с тем, чтобы тот снова поднялся на крышу до новых дождей.
Глубокое уныние подавило меня. Я начинала задаваться вопросом: не было ли наше поселение в Шанплере ошибкой? Дом, несмотря на дорогостоящий ремонт, не переставал обнаруживать все новые болезни. Мы думали, он был построен, чтобы противостоять векам, но первая же буря его основательно подкосила. Каждый день он приберегал для меня какую-нибудь неприятность, о которой я старалась не рассказывать Кантену: шкафы, заселенные муравьями или пораженные стойкой плесенью, гниющие плинтуса, влажные разводы на стенах комнат. Но, кроме этого, была та холмистая местность, которая пленила нас великолепием своих пейзажей. Согласились бы мы на переезд с такой готовностью, если бы знали о существовании рядом с нашим домом старой зачумленной деревни?
Мне нужно было во что бы то ни стало скрывать свои опасения под страхом разрушить мечту, которую мы лелеяли в течение нескольких лет и которая давала нам силы жить с надеждой. Здесь мы поверили, как никогда, в выздоровление Кантена и прогресс Иоланды. Мирное будущее предстало перед нами, принесенное красивой и сильной природой в запахе цветов и дружбе животных. Здесь мы нарисовали картину нашего счастья. Я не чувствовала себя в праве развеять ее сияние, и боязнь поддаться унынию возродила во мне неожиданные силы.
Мальчики на следующее утро вновь сели в школьный автобус. Иоланда не захотела вставать с постели. После терпеливых ласк мне удалось уговорить ее съесть медовый сухарь и выпить глоток молока. Она снова начала заливать свои простыни и грызть ногти до крови.
Телефон, который каждый миг мог принести нам важные новости, упорно молчал. Господин Симон, отправившийся в поля на своем тракторе, вернулся только на закате. С той вечерней грозы я следила за его разъездами и чувствовала некоторое облегчение, когда он уезжал с фермы. Как только дети легли, я пошла в ванную и слегка отодвинула занавеску. Я увидела его тотчас же: черный силуэт на своем обычном посту прорезал экран окна.
Последствия грозы были, по правде говоря, тяжелыми: две телки, убитые молнией на пастбищах, разоренное поле Морвида, несколько фруктовых деревьев, сожженных на корню. К тому же потеря Розали. Нечего сказать, осень начинается славно.
