Но вскоре ему пришлось отказаться от мысли использовать все эти диковинки. Пришло письмо из медицинского центра, приглашающее нас связаться с профессором Верленом, который возглавлял кардиологическое отделение. Вот уже около двух лет Кантен значился в списках лиц, ожидающих трансплантации. Нам сообщили, что подошла его очередь и что он должен готовиться к предстоящей операции. Ждали только донора, кровь и ткани которого были бы совместимыми, но при этом добавляли, что дорожные происшествия в осенние дни не редкость. Это мог быть вопрос дней или недель.
В ожидании операции Кантен должен был делать все, чтобы поддерживать себя в самой лучшей форме. Предписания не отличались от тех, которые были даны ему при последнем приступе: абсолютный покой, минимум работы, короткая ежедневная прогулка, легкая пища и сексуальная воздержанность. Не нужно было менять и дозу дигиталина.
Кантен очень хорошо воспринял новость. Надежда в скором времени вновь вернуться к нормальной жизни рассеивала его опасения. Он с легкостью пообещал отказаться от своих столярных занятий и не посвящать больше часа или двух в день переводу Камачелли. Его безмятежность была восхитительна, но я с трудом могла ее разделить. Я не смела и подумать о той минуте, когда он окажется в руках хирургов, с рассеченной грудью и вынутым сердцем, его собственным сердцем, брошенным на дно мешка и тотчас замененным на сердце незнакомца.
У меня все время перед глазами эта тетрадь из чертовой кожи, в которой около сотни пословиц о нашем климате. Это всего лишь скверные стишки, аккуратно переписанные, но они хранят в себе тридцатипятилетний опыт кропотливых наблюдений. Секрет дождей и сухих ветров хранит восточная часть неба. На рассвете окно открыто навстречу большим грозовым тучам мира и навстречу дрожи весеннего равноденствия.
Днем восток алеет розой
По весне — к дождю и грозам,
Летом в полдень роз не встретить,
В осень — жди легчайший ветер,
А зимою — спад мороза.
Я переписал эти стишки с таким прилежанием для того, чтобы Мишель смог их читать. Но Мишеля больше не волнует, какая будет погода, за исключением тех дней, когда ему приходится планировать свой отдых. Тогда он, как все, смотрит по телевизору красивые снимки антициклонов на Азорских островах и зон с неизменно пониженным давлением на севере Шотландии.
В нынешний полдень небо на востоке не предвещает ничего хорошего. Ниточки пепельных облаков тянутся в бледном свете. Меня скорее беспокоит этот свет, мутный, как вода в пруду, и неизменный вдоль всего горизонта. Безветрие, ни малейшего дуновения. Гроза, которая скоро на нас обрушится, вне всяких сомнений, будет самой сильной в этом году. По моим расчетам, она разразится через пять, максимум шесть часов, и можно уже надевать траур по позднему урожаю маиса и полбы. Нам пришлось вернуть Розали в хлев, и она грустно мычит, потряхивая цепочкой. Она тоже чувствует опасность с приближением грозы. Накануне она выколола себе глаз веткой рябины, сломанной ветром и торчащей, словно железная пика в изгороди. Ниточки засохшей крови украшают ее морду. Чтобы держалась повязка, ей сделали перевязь между рогами.
